И, нет, никого стихами он не обижал.
Не злой он от природы, даже обычно шутить не умеет, не то что зло.
Им всегда были довольны, его всегда хвалили. И в местной газете
«Вести Семиречья» его стихи иногда печатали. И печатали бы чаще,
говорил редактор, если бы город стихи любил. А в Семиречье любили
одно – сплетни: кто кого бросил, кто на ком женился, кто кого побил
и так далее. Если получалось про любовь написать – эти стихи брали.
А поэт и тому радовался.
И, нет, девиц тоже не уводил. Он,
признался Дьёр смущённо, однолюб. И со школьной скамьи влюблён в
красавицу Бью. А она давно замужем и счастлива. А он её так любит,
что не смеет мешать счастью. Даже не признался ни разу, даже в
стихах. И о любви потому давно не пишет – душить начинает. Уж лучше
о реках.
Вот, собственно, и всё.
– И муж этой Бью ничего о тебе не
знает? – шёпотом уточнила матушка Шанэ.
– Знает, – повесил нос призрак. – Мы
вместе учились и вместе ухаживали. Но она выбрала его. Конечно,
знает. Но и то, что я безобидный, тоже. Всегда здоровается со мной,
всегда поговорить пытается. Но о чём мне с ним... молчать?
Матушка задумчиво покивала. Да уж,
задачка...
Но, как однажды заметил знакомый
сыскник, если нет ни одной зацепки, ищи убийцу в семье. В семейных
тайнах – и в семейном наследстве. В обеспеченной семье даже у
младенцев могут быть враги. И страшнее такой вражды не
придумаешь.
До Лунной они не доплыли – долетели.
Лодка стукнулась носом о причал Девятого острова, и её владелец
ухватился за поручень, подтягивая судно к берегу.
– На выход, – проскрипел он из-под
капюшона и протянул матушке вторую руку.
Она, подобрав полы плаща и подол
платья, перебралась на причал. Дьёр молча последовал за ней.
Лодочник сразу же отчалил, но матушку не обманул – она хорошо знала
их породу. Вернётся сразу же, как только они уйдут.
– Ну, – вполголоса велела матушка
Шанэ, – веди, сынок.
Призрак вёл неохотно, медленно,
иногда подолгу останавливаясь на набережной, точно забывая, где он,
его любимый мост. Матушка не торопила, с любопытством поглядывая на
спящие дома.
Лишь на крупных островах вдоль
набережных селились люди зажиточные и дома строились богатые – в
линию, в несколько этажей, с яркими крышами и многочисленными
колдовскими фонарями, небольшими садами и такими оградами, что
порой только крышу и видно. А мелкие и средние вроде Девятого
заселялись людьми обычными и по принципу гнездования – где цапнул
землю, там и дом. Никаких ровных и чётких улиц, сплошные дорожки,
петляющие между оградами запутанным клубком ниток.