Почти месяц все подворье гудело, как
растревоженный улей. Оно и понятно – переезд и в будущем был
сопряжен с неизбежным беспорядком, что уж говорить оXVII
веке, тем более путь предстоял не близкий. Вещи, необходимые на
новом месте, методично упаковывались в большие дорожные сундуки,
заказанные в можайских слободах, а те, которые отец, как опытный
путешественник, посчитал не нужными, складывались в одной из
хозяйственных построек подворья.
Судьба подворья тоже была решена – его, за 15
рублей купил один из местных купцов, поднявшийся на зерновой
торговле. Фрол Андреич даже согласился подождать зимы, пока все
нынешние жильцы оставили бы дом – уж больно место выгодное было.
Это в 1614, после Смуты, можно было без особых проблем купить землю
около кремля, но после 12 лет относительного спокойствия город
отстроился, разросся, разбогател – так что договор так и так был
выгодным для торгового человека. Даже мать не сильно расстроилась,
несмотря на то, что она до последнего момента надеялась, что все
успокоиться и переезд можно будет отменить.
Екатерина Васильевна не хотела уезжать –
узнав о сделке между воеводой и Меховецким она несколько часов
кричала на отца (что само по себе было невообразимо для обыкновенно
спокойной женщины), требуя все отменить и защитить свое честное
имя, после чего объявила, что ее терпению пришел конец, и она
завтра же примет постриг. Испугавшийся отец и бывший рядом
Белорецкий стали было объяснять дворянке, что никакого выбора у них
нет, и если Владимир Жигимонтович решит пойти наперекор воеводе, то
ее угроза стать монахиней воплотиться практически мгновенно, но тут
матери стало дурно. Пришедшая знахарка, выслушав сбивчивый рассказ
отца, только развела руками и сказала, что если Екатерину
Васильевну в такое волнение и дальше вгонять, то и постриг
принимать будет некому, наказала ухаживать вельми и не тревожить по
пустякам. Так что практически все сборы проходили без участия
матери.
Через неделю после памятного разговора с
отцом нас с ним вызвали к воеводе. Грузный мужчина, нисколько не
походивший на ратного героя, князь Петр Андреевич сказал
Меховецкому старшему:
-
Ты, Владимир, послушай меня. Не знаю уж, есть ли на тебе грех
какой, да разбирать сейчас не по времени. Коли сможешь, так прости,
а коли нет, покумекай, поступил бы ты иначе, будь на моем
месте?