— Гро-о-ом! Гром! — заревел Воевода, бросаясь к двери и задевая
шкаф.
Стекло разбилось вдребезги, а часть пробирок и склянок со звоном
разлетелась по полу. Открыв дверь, Панов-старший вбежал прямо в
руки охраны. Двое бойцов ошалело смотрели на главу города, ничего
не понимая, часть людей высунула головы из дверей казармы.
Озадаченные лица удивлённо смотрели на главу.
— Где Гром? Пусть он притащит мне Потёмкина! Слышите?
— Так он… отводил его в камеру и ещё не вернулся.
— Приведите обоих. Сейчас же! — но, когда бойцы бросились на
выход, остановил криком: — Стойте! Следите за Митяем! Если что,
удерживайте на кровати, чтоб не вставал! Надо будет — привяжите!
Ясно?
— Так точно! — телохранители пожали плечами и с недоумёнными
лицами вошли в лазарет, а Панов быстро бросился к выходу из здания.
Его подгоняла мысль: если угрозами не получилось заставить
Потёмкина помочь, то, может быть, отчаяние и слёзы отца дёрнут
лекаря за душу, и тот согласится.
Воевода под недоумевающими взглядами внезапно разбуженных
охранников схватил со стены большой фонарь и опрометью бросился из
помещения. Выскочил во двор, трясущимися руками врубил свет и за
несколько секунд пересёк пространство, разделяющее стрелецкий
корпус и подземелья — так сильно он был напуган. Луч выхватил из
темноты бледное лицо мальчика, что-то забывшего ночью посреди
коридора. В руке — обкусанный картофельный клубень, лицо чумазое:
видимо, так и ел картошку сырой. Панов, не соображая, оттолкнул с
силой мальчишку, тот исчез во тьме, возможно, нырнул в ту же
овощную кучу, откуда и воровал, раздался плач, но этого глава
города не слышал. Свет фонаря заплясал на стенах, выискивая решётку
камеры. Вот, наконец-то! Почему-то не возникло вопросов, почему ни
охранника, ни Грома рядом с камерой не было. Сознание Юрия
Сергеевича пропускало сейчас такие маловажные детали, как
отсутствие стражи, сосредоточившись на главной задаче: нужно
уговорить и привести Потёмкина любыми способами.
Вот и клетка, кто-то стонет. Быстрей, где выключатель? Когда
камеру залил тусклый свет единственной лампочки, Воевода ахнул. На
полу сидел Гром, держась за башку и тихо раскачиваясь. Свет вызвал
новую головную боль, из-за чего он заорал:
— М-мать! Убью! Потёмкин… ты труп уже!
Кроме начальника охраны, в камере никого не оказалось.