Дорога повернула налево, пересекла
заросшую, почти невидимую речушку, потом повела повозку направо,
опять налево, опять… Яр запутался — ориентиры все одинаковые, всё
вокруг однотипное, похожее, и только пятиэтажки где-то слева,
иногда скрывающиеся из глаз за более низкими зданиями вдоль дороги,
указывали приблизительное направление.
Повозка, ведо́мая Евгением, ещё немного
попетляла меж развалин и, наконец, въехала на огороженную
территорию; металлические ворота отвалились и лежали теперь на
асфальте. Колёса глухо прогремели, проехав по ним. Внутри
ограждения находилось несколько одноэтажных построек, тянущихся на
сотню метров. Купец остановил лошадь, когда постройки закончились,
и спрыгнул с телеги.
— Так! Яр с Митяем здесь, Егор со мной.
Разворачивайте лошадь и ждите. Мы за бобинами с тканью.
Купец с Павловым направились вправо, к
металлическим воротам с висевшим на них амбарным замком. В
отсутствие людей в окру́ге перетаскивать в стены монастыря всё
добро из мёртвого города не имело смысла. Достаточно было повесить
замки и навещать изредка склады. По крайней мере, ткань была
смотана в бобины и упакована в толстую клеёнку, что спасало от
влаги и тлена…
Ворота скрипнули, раскрываясь, и Женя с
Егором нырнули внутрь. Пока Митяй разворачивал телегу, Яр спрыгнул
на землю и внимательно осмотрелся по сторонам. Ничего интересного
не видать: два длинных одноэтажных цеха, поблёкших от времени, с
осыпавшейся штукатуркой и обнажившейся кирпичной кладкой, буйно
разросшаяся трава, пара небольших деревьев на крыше, и всё. Можно
было садиться на повозку и спокойно наблюдать за доро́гой с обеих
сторон. Но Яр почему-то ощущал тревогу, словно опасность была
рядом. Вот только взгляд не находил её. Ещё и Митяй ехидненько
заговорил, сидя на телеге.
— Что, чучело, слышал, у тебя нелёгкая
неделька выдалась? Знатно, говорят, с тобой Гром потолковал?
Синяки-то до сих пор не сошли…
— Над больным немудрено поиздеваться, —
заметил Ярос, даже не взглянув на сына Воеводы. – Любой сможет,
даже подлый инвалид. А Гром не инвалид, он просто злобный садюга на
службе твоего обезумевшего папочки.
— Ну да, заливай… Как люлей получать,
так больной сразу. Ну-ну… а все остальные злобные и отвратные. А ты
один такой – пушистый и милый. Только не человек, а козёл…