Естественно, былое величие храма сошло на нет за двадцать лет,
прошедших после исчезновения мира. Росписи, иконы и витражи
закоптились от постоянно чадящего под сводами костра и свечей.
Разграниченное простынями и тряпьём пространство — комнатки жён с
детьми — сейчас просто смели. Жёны толпились в дальнем углу,
ругались, причитали, кто-то плакал. Детишки от мала до велика с
радостными из-за необычного нашествия людей воплями носились среди
толпы. Пришлые же заполонили собой всё пространство, расшвыряли
койки, сорвали занавески, нарушили покой внутренней жизни собора и
его обитателей.
Чем дольше народ толпился в ожидании, тем сильнее было
недовольство, тем быстрее распалялись люди. Батюшкины жёны орали,
вошедшие вторили, атмосфера внутри храма заметно накалялась. С
иконостаса взирали молчаливые образа, хмурились, вслушивались в
людскую брань, сердились. Потухло несколько свечей, расставленных
по периметру. Их батюшка самолично лепил: собирал воск, когда
сгорали, после заново катал. И пойми тут: то ли от людского накала
свечи потухли, то ли из-за сквозняка, то ли оттого, что храм
гневался. Казалось, когда человеческое море влилось бурлящим
потоком в помещение, стало темнее, будто души вошедших здесь не
просто так, а затем, чтобы забрать свет, вдохнуть весь воздух,
погубить храм.
Раздался треск, столь явный, что народ даже сквозь собственный
шум его услышал. Повернулись головы, зашептались… На правой стене
собора, пересекая внушительных размеров фреску, образовалась
трещина. Потянулась снизу вверх, с отростками, разбегающимися в
стороны. Георгия-Победоносца, изображённого на фреске, разрезало
пополам. Люди испуганно зашептались, норовя придумать каждый своё,
страшное и непонятное, чтобы устрашить соседа. Теперь уже и на
стоя́щих у иконостаса охранников Воеводы, и на скрученного,
подавленного Яра никто не смотрел. Всеобщее внимание было приковано
к этой трещине, виновной лишь в том, что она в ненужное время
поползла по стене…
— Что же это делается, Клав, видишь? Не иначе, Бог…
— Да то, поди, стены трещат… фундамент поплыл…
— Да какой фундамент-то? Какой фундамент? Вишь, как Георгия-то
покоробило? Прям пополам…
— Слышала я, бабоньки, что опосля такого молния бывает…
Поубивает ведь всех… Грешных-то…
— Да чё говоришь-то, дура! Совсем вы, бабы, из ума выжили! Это
от вашего крика стены уж трещат! Молчали бы уж!