Так вот, выбирались участники по странной и непредсказуемой
системе, и они начинали соревноваться друг с другом. Сами
состязания представляли собой последовательное прохождение
различных препятствий и решение по ходу различных задач, которые в
итоге сводились к одному финальному. Участники освобождались от
общих занятий, с ними занимались индивидуально. Занимались
серьезно, после окончания школы все участники состязаний получали
очень теплые места при императоре, который чаще всего посещал школу
и присутствовал при финальном испытании.
Выигравший факультет освобождался от летней практики, поэтому
своих участников все остальные очень любили и ценили. Что касается
самих состязаний, то память подсовывала лишь одно слово,
характеризующее этот праздник жизни — «жесть».
— Романов, тебя в каналью смыло? — недовольный голос Карамзина
заставил меня пошевеливаться. Пока он единственный мой проводник в
этом мире, а я не могу везде и всюду рассчитывать на память Петра,
потому что она могла и подвести в самый неподходящий момент.
— Да иду я, иду, уже и на горшке посидеть спокойно не дают, —
проворчал я, выходя из ванной. — Ну что, пойдем посмотрим, что это
за состязания такие, а также на неудачников из наших, — бодро
произнес я, потянувшись, и мы с Дмитрием отправились на
стадион.
Стадион все-таки напоминал мне древний Колизей. Поделен он был
на шесть секторов по количеству факультетов, которые отличались
цветом лавок, на которых сидели зрители, наблюдающие за
состязаниями атлетов. Обведя взглядом заполненный стадион, я все же
пришел к выводу, что все-таки эти состязания чем-то мне
гладиаторские бои напоминали. Забавно. Интересно, а против учеников
львов будут выпускать? Так просто, для остроты ощущений, да чтобы
зрителей позабавить.
Я улыбнулся собственным мыслям, а в голове мелькнуло, что на
льва я еще ни разу не ходил. Это было бы любопытно, испытать
себя.
Мы с Карамзиным едва не опоздали, пришли уже тогда, когда на
арену вышли несколько наставников. Один из них одетый, как мне
подсказала память, в очень дорогой костюм-тройку, ручной работы,
который стоил огромных деньжищ, поднял руку, и гомон, царящий
вокруг замолк. Это человек был являлся директором школы, и звали
его Павел Никифорович Былин. Четверо его сопровождающих были одеты
в темные одежды наставников, я уже понял, что это такая форма у них
— темные брюки и темный кафтан до колен, с воротником стойкой,
заставляющим голову высоко держать. Без малейшей вышивки, я бы
сказал, что бедные одеяния.