— Вы кого-то ждете? — прошептала
я с безумно колотящимся сердцем.
— Нет, — с недовольным выдохом
сквозь стиснутые зубы ректор отшатнулся назад, раздраженно съязвив: — А ты, Персик?
Запасной кавалер на подходе?
Я только было собралась высказать
ему все, что накопилось внутри, но мужчина вовремя плотно зажал мой рот
ладонью, многозначительно подняв бровь:
— Вопрос был риторический,
девочка. Молчи.
Будь у меня хоть единственная
возможность укусить мужчину за его наглую руку — непременно воспользовалась бы,
но никак не выходило. Поэтому просто попыталась выразить все раздражение
взглядом, не двойственно указав подбородком на свои раскинутые ноги и человека,
копошащегося за дверью.
— Стесняешься? — будто играя со
мной в «кошки-мышки», театрально ахнул этот умник. Я попыталась пнуть его
коленкой в бедро, но мужчина своевременно перехватил ногу за голень. — Что-то
ты пресс мне показывать не стеснялась…
«Это разные вещи!» — прокричала я
про себя, но вслух не могла. Словно в каком-то замедленном фильме шаги
приближались, а Прохор Германович намеренно испытывал мое сердце на
стрессоустойчивость. Я задыхалась только от одного представления, в какой позе
нас может застать нежданный гость.
— Кстати, — намеренно неторопливо
ректор в который раз за вечер прошелся носом по моей шее, втягивая аромат кожи,
— духи у тебя отличные. Меня прямо пробирает. Феромоны какие-то? Потом
расскажешь, где купила.
Я бы обязательно сказала мужчине,
мол, не любитель посторонних запахов. Раздражают они меня, мигрень вызывают!
Если бы чужие шаги не замерли за дверью. Пару мгновений, и неизбежное точно
произойдет. Даже своим поплывшим мозгом не составляло труда понять, насколько
это глобальная катастрофа!
Не было времени и желания больше
припираться. Испуганно посмотрев на Прохора Германовича расширенными глазами,
полными слез, я молила его прекратить этот ужас. Или, как минимум, позволить
привести себя в порядок.
— Ты чего, а? — от незнакомой мне
нежности в голосе человека, наверняка даже слова такого не знающего, стало
совсем не по себе. Он закрыл свободной рукой мою кожу, потрепав большим пальцем
за щеку. — Никто не увидит твои персики… Кроме меня, естественно.
Я даже знать не хотела, о чем он
толкует, потому что чужая ладонь таки упала на ручку двери, та принялась
прогибаться. Все ниже и ниже, в такт моему в конец замершему пульсу. Секунды
тянулись вечность, в легкие будто кто-то залил свинец. Зажмурившись что есть
мочи, я уже ждала самого худшего, как произошло ЭТО.