Танков резко встал – Агата, отступив, осела на
край кровати.
Слез не было, только сухость, жгущая глаза, и
непонятный привкус горечи во рту.
Агата тяжело дышала, старался унять дрожь в
руках в теле. Она смотрела на Егора, боясь отвести взор. Опасаясь что, стоит ей
моргнуть, и он кинется вперед, чтобы ее придушить.
– Не пропадай, Агата, – не то посоветовал, не
то приказал Егор, и вдруг вышел из комнаты, закрывая хлипкую гостиничную дверь с
оглушающим хлопком.
Что такое в сущности, девять месяцев? Для
молодежи – одно мгновение, для стариков – целый век. А для беременных? Казалось
бы – только вчера была двадцать третья неделя, а сегодня уже тридцать седьмая.
Только вчера ты жаловался, что живот очень большой, а сегодня ты понимаешь,
насколько больше он может быть. Только вчера тебя тошнило от всего, что можно
увидеть, а сегодня ты с аппетитом смотришь на торты и жареных омаров.
Агата не смогла бы сказать, в какой момент
долго тянущиеся девять месяцев сделали прыжок вперед. Так же не смогла бы
сказать, в какой момент начались странные короткие приступы боли, от которых она
застывала на одном месте посреди улицы или утром, на прогулке в парке. Теперь
ребенок шевелился постоянно, переворачиваясь, пинаясь, булькая.
– Это поясничная схваткообразная боль, – успокаивала
себя Агата полушепотом. – Признак приближающихся родов.
Однако отчего-то в такие моменты она вспоминала
слова Танкова «Не пропадай, Агата», звучащие в голове набатом, и судорожно
цеплялась за все, что попадалось под руку.
Было до безумия страшно. Агата боялась, что
из-за этого страха она родит раньше времени.
Каждый раз, когда появлялась тянущая боль, она
боялась, что у нее отойдут воды. Она ждала их, просыпаясь по утрам, засыпая
вечерами, вскакивая и проверяя ночью, сухи ли простыни. Она знала, что срок еще
не достаточен, однако помнила и то, что гинеколог рассказывала о
преждевременных родах. Тогда без помощи медиков ребенок не выживет, и именно
этого она боялась больше всего.
Какое-то время, после прихода Танкова Агата
думала, что возненавидит еще не рожденного младенца. По крайней мере, чувство
тошноты при мысли, что она забеременела после того, что сотворил с ней Егор, не
покидало ее.
Она боялась выходить из дома. Если же делала
это – нужно бывать хоть иногда на свежем воздухе! – то все время оглядывалась.