— Надо же, такой маленький, а уже солдат, — умилилась женщина,
выглядевшая очень старой. — Кушай, мальчик, кушай, — погладила она
Гришу по голове, не вызвав отторжения. — Как только мамка-то
отпустила…
— У меня нет мамы, — вздохнул младший сержант. — Ни мамы, ни
папы, только санбат.
— Все война проклятая, — всхлипнула женщина, глядя на сироту,
обогретого солдатами. — Когда она уже закончится…
— Скоро, бабушка, скоро! — уверенно произнес Гриша. — Скоро мы
доберемся до самого логова и придушим гадину!
Война научила Гарри ненавидеть. То, чему его не смогли научить
ни Снейп, ни Дурсли, смогла война. Сгоревшие деревни, воющие от
горя женщины в черном, виселицы и… детские тела. Часто — изломанные
последней мукой. Фашисты оказались гораздо страшнее всего, что
видел и знал Гарри Поттер, ставший Гришей Лисицыным. Дементоры
только пугали, а эти… в черных мундирах… они мучили и убивали ни в
чем не повинных людей, впрочем, нет… Фашисты считали, что они все —
недочеловеки. Когда Гарри впервые услышал это от комиссара, то
сначала даже не понял, что это ему напоминает, но потом вспомнил:
Малфой, выглядевший в точности как тот эсэсовец и говоривший…
«грязнокровки». Значит…
Эта девочка появилась в санбате потому, что ее нельзя было
транспортировать. Фашисты надругались над двенадцатилетней
девочкой, попытавшись затем как-то медленно убить, но как, Гриша не
понял. Ее прооперировали, но… Маша не говорила, только смотрела в
потолок, почти ни на что не реагируя, и мальчик пытался ее
расшевелить, рассказывая сказки, кормя, иногда насильно. Все было
тщетно… Однажды утром Маша просто не проснулась. И видя тело
девочки, которую замучили проклятые фашисты так, что она просто не
могла больше жить, Гриша плакал. Война научила его ненавидеть.
Потом были бои, и младший сержант снова бежал под обстрелом,
чтобы спасти еще одного солдата или офицера, мальчик не видел
разницы, они все были солдатами. У кого-то в руке был автомат, а у
него — бинты и медикаменты. Много говоривший с ним комиссар научил
Гришу думать… А еще Верка, ставшая как-то ближе мальчику, доверяла
ему, когда на душе становилось совсем плохо.
— Одни мы с тобой на всем свете, — говорила девушка, обнимая
маленького солдата. — Вот закончится война, и поедем мы в
Ленинград.
— А почему в Ленинград? — удивился мальчик, не понявший
связи.