— Пусть ваша деваха наверху подождёт,
— под конец заметил он, держа в руках два паспорта.
Кивнув сестре, я дождался, пока она
выйдет, и вновь посмотрел на собеседника.
— Передайте Александру Григорьевичу,
— заглядывая мне в глаза, протянул он, — что я получил крайне
ценную для него наводку. По иконам. Он поймёт.
— Хорошо.
Осмотрев документы, я расплатился и
уже направился к лестнице, когда меня догнал вопрос:
— А вас клубничка не интересует? У
меня есть много настоящих шедевров для ценителей.
Поморщившись, я сделал ещё шаг, но
Пикассо не унимался:
— Есть модели постарше, есть
совсем молоденькие.
Я замер.
— О, как чувствовал. У меня отличный
архив. Всё свежее, уникальное. Такого в интернете не найдёте.
Обернувшись, я уже другими глазами
изучил задрипанный диван, камеру и лысеющую гниду.
— Фото? Видео? Что нуж… — он поймал
мой взгляд и осёкся. — Мужик, ты чего? Стой. Погоди, ты не понял.
Стой! СТОЙ! АААА!
Поднимаясь по лестнице, я вытирал
руки ветошью и морщился. Не из жалости к Пикассо, а потому что
снова не сдержался. Потому что мог наследить. Подставить сестру,
если уж не себя. Она встретила меня испуганным взглядом.
— Всё в порядке, — твёрдо произнёс я,
не дожидаясь вопроса.
— Где «в порядке», Матвей? —
торопливо зачастила Леся. — Ты что с ним сделал? Почему?!
— Не задавай вопросы, на которые ты
не хочешь узнать ответы, — беря её под локоть, сказал я.
Сестра отстранилась и подавленно
всхлипнула.
— Господи, что они с тобой
сотворили?.. В этом твоём Ниаттисе.
Я замер, обдумывая её слова.
— Моя участь была легче, чем у тех
девочек.
— Каких? — не поняла она.
Поймав её взгляд, я медленно
проговорил:
— У него весь подвал забит дисками и
альбомами. В каждом десятки страниц. В каждом десятки маленьких
лиц, которые не понимают, что с ними делают и почему. Он не просто
продавал их страдания. Он лично причинял их, — с каждым
словом гнев во мне разгорался всё сильнее, — снимал их, создавал
их! Понимаешь? Теперь понимаешь?
Леся прижала ладонь к лицу и отчаянно
закивала.
— Прости… — выдохнула она.
Колокольчик вновь звякнул, и мы
покинули это место.
***
Никитин толком не спал уже больше
двух суток.
Вначале налёт на бордель. Почти
десяток трупов. Потом резня на аэродроме и взорванный самолёт. Тел столько, что хватит
забить фуру. Даже его крепкая психика, повидавшая много чего на
своём веку, отшатнулась в омерзении, когда следователь нашёл
кастрированное тело с выпущенными кишками.