В поисках нужных предметов сперва
мотались молодые по окрестным сёлам. А после уже и в соседнюю
область выезжали. Оттуда, из какой-то заброшенной деревни привезли
они, среди прочего, наличник. Наличник как наличник: дерево
потемнело от старости, краска давно сошла. Резьба по верху
непонятная – то ли птицы, то ли звери изображены. И так понравился
он Зинке, что та под зеркало его приспособила, вроде рамы. В
порядок привела, конечно, и повесила на стену в зале. Травница
местная, Семёновна, долго ту раму разглядывала и всё пытала Зинку –
откуда взяли. Зинка и рассказала, что по дороге в очередную
деревню, заехали они в заброшку – вдоль улицы несколько домов, все
нежилые развалюхи. И в крайнем увидели наличник этот. Всего на
одном гвозде болтался, но пока снимали его – намучались. Никак не
шёл в руки!
- Откуп оставили? - выспрашивала
Семёновна.
Зинка только глаза таращила в
ответ:
- Какой откуп? Кому?
- Дык хозяевам дома того. Вы же их
вроде как обокрали.
- Да не было там никаких хозяев!
Нежилое место совсем.
А Семёновна знай одно – нужно или
откуп отвезти на то место, или наличник вернуть, пока не
поздно.
Да только кто её послушал…
так и остался наличник в доме. И
вскорости началось…
Стало казаться Зинке, что не одни они
в комнатах. То волной воздух пройдётся, будто кто мимо шмыгнул. То
шаги – скрип да шорк, стук да бряк – частенько. Вроде как подойдёт
кто-то и остановится. Близко-близко. И дышит – сипловато, со
вздохами, рядом совсем.
То раздастся среди ночи шум да
беготня. Или в стену стуки, да такой силы, что штукатурка с потолка
осыпается. Зажгут свет – затихнет на время. А после опять
начинается.
Зинка и святой водой брызгала, и
свечки особые поджигала - сперва помогало, это да. Тут бы ей и
задуматься о словах Семёновны. Избавиться от наличника. Но нет.
И только после того, как Зинку в
зеркало затянуло, сжёг Толик тот наличник. И уехал вскорости.
Насовсем.
- Как это – затянуло? – не поняла
Лида.
- Да как. Взяло и затянуло! -
припечатала баба Поля. – Ночью. Соседи говорили, шумело у них ещё с
вечера: разговоры громкие, ругань. Из окон-то, открытых, звуки
хорошо разносятся. Думали, что опять отношения выяснять взялись –
Зинка последнее время попивать стала, а Толик против был, отвадить
пытался.
Ну, пошумело-пошумело, да и стихло.
Свет погас. А вскорости грохот раздался да сразу после него
закричал кто-то, надрывно и страшно! Соседи подхватились и к Зинке
во двор. А оттуда уже Толик ковыляет. Седой весь! Руки изрезаны. И
твердит одно: