Потрясение прошло, тяжким грузом навалились
страхи. Сдерживать тремор удавалось со все большим трудом, но я
упрямо стиснул зубы и стал дожидаться окончания формальных
процедур. Одно было ясно совершенно точно: это официальное
задержание, а вовсе не произвол людей из окружения ее
величества.
До меня добралась вовсе не лейб-гвардия, и это
оставляло неплохие шансы на благополучный исход дела. И не важно,
насколько серьезное обвинение собираются предъявить, — к богатым
особое отношение. Я больше не был безденежным голодранцем, я мог
позволить себе нанять самых известных столичных адвокатов. В худшем
случае процесс затянется на годы, в лучшем — меня отпустят на
свободу уже этим вечером.
Очень хотелось в это верить...
После фотомастерской под размеренный стук
подкованных ботинок конвоиры провели меня в комнату для допросов.
Там ножные кандалы прицепили к вмурованному в стену кольцу, а
наручники соединили стальной цепочкой с массивным столом, чьи ножки
были привинчены к полу.
Лампы под потолком светили прямо в глаза, но
смотреть здесь в любом случае было не на что. Глухие стены с
отсыревшей и потрескавшейся штукатуркой, пыльный пол, обшарпанная
мебель. Если не брать в расчет электрическое освещение, в подобных
декорациях мог проходить допрос преступника и сто, и двести лет
назад.
Из общего ряда выбивалась лишь махина фонографа
в дальнем углу. В камере он казался совершенно неуместным.
Какое-то время я щурился, разглядывая
звукозаписывающий аппарат, затем откинулся на неудобную и жесткую
спинку стула и закрыл глаза. Не стал их открывать, даже когда под
скрип ржавых петель распахнулась входная дверь.
В этом попросту не было никакой нужды. Я узнал
вошедшего и со смеженными веками. Слишком уж характерным оказался
враз перебивший затхлую сырость камеры аромат его одеколона и
тонкий запах дорогих сигарет.
— Давно не виделись, инспектор! — усмехнулся я
старому знакомому.
— Старший инспектор! — поправил меня Моран,
кинув на край стола со своей стороны пухлую папку с документами. —
Старший инспектор, господин Орсо. Старший. Вам ли не знать
разницы?
С нашей последней встречи Бастиан Моран
нисколько не изменился. Худое лицо по-прежнему отмечала
аристократическая бледность, а напомаженные волосы, круто
заломленные брови и тонкие губы придавали ему несвойственный
полицейскому вид декадентствующего франта. Утонченному образу
полностью соответствовали ухоженные руки, да и модный костюм и
дорогая сорочка с алмазными запонками нисколько не подкачали, но
все решительно портили холодные серые глаза матерого
душегуба.