Когда тарелки унесли и подали кафу,
княгиня не выдержала и снова пустила слезу.
— Ну, полно вам, матушка. Расстаемся
не навсегда, — я пытался найти слова, чтобы утешить материнское
сердце, хотя, конечно, это не могло помочь. — Да, мне придется
взять другое имя и формально отречься от рода, но вы же
понимаете... Мать Друзиллу это не останавливает, она продолжает
иметь с нами дела. И я не собирабсь отворачиваться от семьи.
— Володя, я смиряюсь с судьбой. Если
богу или этой Тьме угодно, чтобы ты отправился в Орден, что ж,
пусть... Но как же это все не вовремя... Твой отец сбивается с ног,
Лешенька... Он старается. Он смышленый, сильный, со стальным
стержнем... Но им тоже нужна помощь, поддержка. И я не уверена, что
справлюсь одна. Как было хорошо знать, что ты всегда рядом, не дашь
Леше упасть, подхватишь его...
Я едва не подавился кафой. Если мой
дюже любопытный вражина Вяземский был прав в своих изысканиях, то я
как раз был одной из главной причин бед рода Оболенских. Именно
Володя, второй сын, решил перевернуть все с ног на голову,
очевидно, возжелав сосредоточить власть в своих кривых
культяпках.
И лучшее, что я сейчас мог сделать —
не мешать князю и его наследнику восстанавливать то, что было
разрушено. Потому что если они узнают о деяниях своего
младшенького, мне не поможет амнезия. Сотрут в порошок — или хотя
бы попытаются. Я стану защищаться... И ничем хорошим это не
закончится.
Сейчас был прекрасный момент, чтобы
уйти. А помочь, если припечет, я смогу и будучи послушником. Найду
способ.
— Они справятся, матушка. Вы все
справитесь. И я ведь не на Луну улетаю в конце-то концов, —
улыбнулся я. — Даже за пределы Петербурга не выпустят. Будут
мариновать учебой в столице. Возможно, через некоторое время мне
разрешат принимать гостей или даже выезжать самому... Просто нужно
как можно скорее стать темным братом. А если что-нибудь случится с
вами, я пробью любую стену. И теперь мне для этого даже не
понадобится машина брата.
Княгиня наконец-то искренне
улыбнулась.
— Ну ты скажешь, Володя! Типун тебе
на язык.
Она поднялась из-за стола и
крепко-крепко обняла меня. И именно сейчас я отчетливо почувствовал
— точнее, осознал — что больше в этот дом я не вернусь. А если и
вернусь, то... К этому моменту изменится столь многое, что мы
наверняка станем друг другу окончательно чужими. Словно сейчас, в
эти мгновения, рушится моя последняя надежда на спокойную жизнь, на
тихую гавань. А ведь я только проникся этим уютом. Только нашел
причины защищать этих людей...