В голову лезли всякие мысли о том, что меня тут попросту
забыли. Умом я понимала, что это бред, да и пофыркивание коня
где-то за спиной приносило понимание, что милорд Верд вернется на
поляну. Но все равно было жутко.
И чем больше я прислушивалась — тем больше мне казалось,
что сейчас на меня выпрыгнет из кустов кто-нибудь плотоядный.
Поэтому, когда Гром явно оживился, забил копытами и призывно заржал
— ужас охватил меня. Не кричала я лишь потому, что не могла —
милорд не только обездвижил меня, но и лишил голоса.
И вдруг я почувствовала, что тело может двигаться. Ноги
подогнулись, и я упала на колени. Слезы выступили на глазах, я
зашипела, стараясь не ругаться в голос. Сейчас перейти на русский —
великий, могучий и беспощадный — было бы глупо. Поэтому я рычала и
шипела, пережидая боль.
— Простите, — раздался рядом со мной голос милорда.
Удивилась, услышав в нем нотки раскаяния. — Я задержался. Пока
двадцать три человека посадишь под арест… Вы можете
встать?
Я поняла, что сейчас милорд Верд просто дернет меня вверх,
пытаясь помочь. И что ни к чему хорошему это не
приведет.
— Не надо, — прохрипела я.
Он тяжело вздохнул, опустился рядом со мной на колено,
положил мне руки на плечи, забормотал на мелодичном непонятном
языке. Я его слышала много лет назад именно этот язык, когда над
Пашей и надо мной проговаривала что-то мама Рэма.
Боль, оскалившись напоследок, ушла.
— Поднимайтесь, — раздался приказ, и милорд протянул мне
руку. — Надо вас закутать — вы вся ледяная. Почему вы не догадались
взять из дома теплую одежду?
— У меня ее нет, — лязгнула я зубами, поднимаясь с земли и
распрямляясь.
— Хорошо, что у меня есть. — Мне послышалась в его голосе
насмешливая улыбка, и он закутал меня во что-то длинное и теплое. —
Я взял свой плащ из академии.
Потом милорд Верд подхватил меня на руки, подошел к коню и
легко закинул мое бедное тело боком на седло. О-хо-хо! Как же я
завтра ходить-то буду? Не говоря о том, чтобы сидеть? Как они
вообще умудряются после езды верхом с отбитым мягким местом
договариваться?
Милорд Верд, между тем, вскочил в седло сам, придерживая
меня одной рукой. И так ловко у него получалось —
загляденье!
Застоявшийся конь резво взял с места бодрой
рысью.
— Будет впредь вам наука оставлять мужские дела —
мужчинам, — прошептал мне на ухо милорд.