Сердце сократилось всего раза три, а поклонники Аннит исчезли
вдали. Равнина превратилась в смазанные горизонтальные полосы:
снизу – желто-зеленые, сверху – широкая голубая полоса неба.
Я спохватился:
– Стойте! Подождите! Наши вещи – они остались там!
– И лошади, – встрепенулась Кира.
Верно – и лошади! Я и позабыл о них совсем, держа в уме лишь
мусоровоз и драгоценный лут. Кира стреножила лошадей с утра и
пустила пастись вдоль ручья.
Мы с Кирой и Габриэлем стояли в узком вагонном коридоре. Своими
размерами он мало чем отличался от обычных коридоров в пассажирских
вагонах эпохи буржуев. Но в мелочах сильно отличался. Пол был
мягкий, пружинистый, хотя текстурой не отличался от твердых стен.
Никаких сидушек и поручней не было и в помине. Равно как и ламп и
надписей. Стены, пол и потолок были бежевого цвета. Поверхность
мягко отсвечивала, но это не раздражало.
Одна стена выше пояса была прозрачной – причем настолько, что
практически не воспринималась зрением, будто ее и не было вовсе.
Окна не имели рам и перегородок – вот непрозрачная часть, а вот
прозрачная, и никакой четко очерченной границы.
За окнами равнина летела в сторону с сумасшедшей скоростью.
Земля превратилась в сплошные мутные полосы. Даже редкие кучевые
облака в небе ползли в устрашающем темпе.
Другая стена коридора была сплошной, без дверей, ручек, щелей и
проемов. На уровне моей груди по ней шел ряд пупырышек наподобие
шрифта Брайля. Естественно, это был вовсе не шрифт для слепых и
слабовидящих. Россы со своими линзами и киберпротезами, наверное,
видели куда лучше нас.
Лиин, Моник и оранжевоглазый прошли немного дальше по коридору.
В сплошной стене открылись дверные проемы – нет, скорее протаяли,
как отверстия в ледяной глыбе под лучами знойного солнца. Россы при
этом не оглянулись и ничего не сказали – ни вам привета, ни
ответа.
Симботы неподвижно стояли в коридоре, как статуи.
Габриэль беспечно махнул рукой.
– Вещи заберете на обратном пути. Мы двигаемся на восток – у нас
там кое-какие дела. Потом повернем назад, в Росс.
– Когда повернете? – встревоженно спросил я, подумав, что
религиозные фанатики прямо сейчас приступают к потрошению
мусоровоза.
Габриэль поджал бледные губы, на миг закатил желтые глаза,
выражая этим жестом то ли досаду, то ли пренебрежение нашими
глупыми и мелкими заботами.