Я подскочил:
– А про месяц откуда знаете?
Охватила дрожь. Творилось что-то несусветное.
Габриэль усмехнулся.
– Вечная Сиберия напичкана средствами слежения. Вы заметили? А
где, по-вашему, сделаны все эти видеокамеры и микрофоны?
– В Республике Росс!
– Вот именно. Конечно, технологии, которые мы отдаем в эту
кошмарную страну, устарели давным-давно, но их вполне достаточно,
чтобы быть в курсе всего, что твориться в ваших гнилых бараках.
– Зачем вам шпионить за Вечной Сиберией? И почему вы отдаете
технологии? Все эти комбайны и квест-камеры...
Я замолк, перехватило дыхание.
– Мой глюк... Это вы спланировали, да? Отвечай!
Я направил на него Знак Урода.
– Не пытайся меня заколдовать, сибериец, – презрительно
проговорил Габриэль. – А то я могу и обидеться. Я все расскажу, но
тогда, когда сам сочту нужным. Итак, вы будете слушать?
Во мне клокотал гнев. Руки чесались вынуть шпагу и добавить
россу еще несколько дырок в дополнение к естественным отверстиям
организма и тем, что проколоты пирсингом. Слабый голосок здравого
смысла подсказывал, что надо потерпеть – глядишь, все само
проясниться, но бушующие эмоции гнули свое. Пока я колебался, Кира
положила прохладную ладонь на мое предплечье.
– Пусть расскажет, – сказала она.
Габриэль мерзко захихикал.
– Вы меня умиляете! Знаете, что самое наивное может быть в
человеке? Его вера в то, что он что-то контролирует!
Но я уже пришел в себя и решил не давать повода россу хихикать
над нами. Откинулся на спинку пня-стула и сложил руки на груди,
молча ожидая рассказа. Габриэль сразу посерьезнел и сказал:
– Итак, начнем с базовых основ. Во-первых, Республика Росс – это
не совсем республика. Ее так называют, чтобы было понятно ПоПовцам
– то есть жителям Поганого поля. На самом деле Росс – это
конгломерат Секций, и в каждой Секции – свои законы. Есть что-то
общее, есть различия. Общее – это право на скрытое ношение оружия и
запрет насилия.
– Эти вещи противоречат самим себе, – не удержалась Кира.
– Вовсе нет. Когда все граждане вооружены, уровень насилия
падает в разы. Если же оружие совершенно, как у нас, то насилие
исчезает совсем. Насилие существует только тогда, когда есть
неравенство в силе. Иными словами, когда есть соблазн обидеть
слабого. Если же все сильны, никто не пытается совершать
насилие.
– В человеческой природе драться и воевать, – снова вставила
Кира. Похоже, она лучше меня разбиралась в теме, поднятой
Габриэлем. Меня же вся эта философия вовсе не интересовала; я ждал,
пока разговор коснется лично моих проблем. – Есть личности, которых
не остановит даже то, что любая его потенциальная жертва
вооружена.