Шамблен остановил её на полпути к выходу:
– Зачем тебе это нужно?
Не обернулась, но замерла:
– Что – это?
Зам догнал, взглянул искоса, сказал тихо:
– Самой заниматься, встречаться, копаться в этом? Ссориться с отцом?
Помолчала, невидяще глядя в стену: «Потому что теперь я не могу ему верить. Потому что теперь я даже под разумными объяснениями подозреваю подвох. Потому что его волнует банк и только банк. Не Марта. Потому что уверена, что Орлова знает больше, чем говорит. И, думаю, знакомы они гораздо дольше, чем полгода». Качнула головой, не ответила:
– Всё, иди, я уехала.
В 18:30 (как всегда – лучше приехать пораньше, чем опоздать) Майя заперла дверь, чем немало изумила служащих, не привыкших к её раннему уходу, и спустилась на стоянку. «Ягуар» довольно проурчал и двинулся по серым дорожным рекам, запертым бетонными бровками, в сторону Английского проспекта.
* * *
Продавленный асфальт, подбитые поребрики, обтрёпанные, обветренные, как лица английских моряков, фасады окружающих домов после внезапно прекратившегося дождя, стилеты солнечных лучей, пронизывающие и подсвечивающие пурпурной тенью низкие тучи, кое-как приткнутые автомобили разных мастей, загораживающие и без того узкие проезды, – всё вместе раздражало и тревожило. Горло будто наждачкой потёрли, в глазах – песок, и вдруг захотелось повернуть обратно, в своё обычное, упорядоченное, а не погружаться в это танцующее золотыми иглами на кончиках нервов «следственное взаимодействие», чтоб его так и этак.
Майя ждала в машине, пока табло электронных часов не покажет 18:58, чувствуя, как с улицы тянуло ознобной сыростью, а вокруг будто бы потихоньку убавляли свет. Верлен всегда знала, как и о чём говорить с любым человеком, но сейчас она почему-то чувствовала себя растерянной, и остро сознавала это. Из-за непривычного ощущения от подушечек пальцев разгоралось раздражение.
И вот это раздражение совершенно точно было некстати. Для того, чтобы тебе доверяли, тебя не боялись, нужно быть мягкой, порой даже ласковой. И сейчас именно это было самым важным: ей предстояло ухватить ниточку ускользающего клубка, как будто тот самый солнечный стилет за блеснувший кончик лезвия, да так, чтобы и не пораниться, и не отпустить.
Майя сжала оплётку руля, да так, что ногти впились в основание ладони, потом медленно выдохнула. Ну всё, пора.