Мальчишки отступали, лишь прикрываясь от распаленной валькирии.
Потерянные и жалкие "рыцари" даже не оправдывались. Имей они
хвосты, поджали бы.
Удивительно, но в ту минуту я испытал мелкое блаженство –
наконец-то натруженные руки отдыхали. Кровь сбегала по щеке тонкой
струйкой, и мне пришлось склониться, чтобы не закапать рубашку.
В круге зрения показалась Аня, дрожащими руками мявшая бинт, но
вдруг пахнуло бензином – это подбежал водитель «газона».
- Ну-ка, хлопчик, повернись… - пробасил он, срывая шляпку с
бутылки. – Потерпи…
Струя водки ошпарила рану, тут же накрытую ватной подушечкой, и
мои непослушные пальцы прижали индпакет к щеке.
- Данечка! Данечка! – достиг ушей дрожащий, плачущий голос
Аллы.
- Да все нормально, - прогундосил я. – На проволоку
напоролся…
- По машинам! – гаркнул шофер по-армейски, и класс живо полез в
кузов.
Меня устроили в кабине, под бочок Анне Михайловне, охавшей и
причитавшей всю дорогу.
А я, наоборот, успокаивался. То ли адреналин гулял по венам, то
ли шок действовал, но сердце мерно отстукивало пульс.
«Всё нормально», - на ум пошло.
* * *
Суровый врач с прокуренными усами и в строгих очках живо турнул
из приемного покоя ученический и преподавательский состав. Мне
мигом обработали рану, укололи, зашили – щека онемела, будто я ее
отсидел, но не болела, лишь тупо ныла.
Аккуратный тампон мешал, полоски лейкопластыря стягивали кожу,
но делать нечего.
- Терпи, казак, - ворчал доктор, - атаманом будешь!
Я, хоть и оклемался малость, но все еще как бы отходил. И, когда
в дверях замаячил Иван Михайлович в наброшенном на погоны халате,
нисколько не удивился – видел, как он вытаскивал пьяного из
мотоциклетной коляски. Служба.
Дипломатично покашляв, участковый присел у двери, а следом
заглянул еще какой-то милицейский чин.
- Что случилось, Данил? – взгляд Михалыча обрел
прицельность.
- Да дурость случилась, - пробурчал я. – Там глина мокрая…
поскользнулся и упал на колючую проволоку. Вон, всю куртку порвал…
А щекой напоролся на шип! Под ноги надо было смотреть…
- Простите, Данил, - вкрадчиво сказал незнакомый чин, - а
ссадины и синяки у вас откуда?
- Ну, подрались… - неохотно буркнул я. – Но, опять-таки, никто
на меня не нападал. Сам, получается, напал! Ну, и получил…
- Следовательно, вы никого не обвиняете? – уточнил чин.