Несколько секунд мучительных попыток
вспомнить. Берг, капсула, Звездный Флот, какое я имею отношение к
этому всему? Ведь имею? Давай, вспоминай!
Нет. Пустота.
Ладно. Потом.
Интересная деталь — задняя часть
капсулы как будто отсутствовала. Сейчас, после падения, уже сложно
было определить причины, но четверть торпеды отсутствовала — будто
исполинское лезвие отрубило хвостовую часть аппарата. Я вспомнил
удар в воздухе, после которого произошло катапультирование, свет,
хлынувший из-под ног, еще раз посмотрел на обугленный, смятый при
падении, но неправдоподобно ровный диагональный срез — и картинка
сложилась.
Капсула упала не сама по
себе.
Ее сбили.
Это совершенно точно.
Спасательные капсулы не падают, не
горят и не взрываются (просто нечему там), а схемы посадки
отработаны до идеала. Даже если произошел отказ всех систем, что
само по себе удивительно, — шансы уцелеть высоки. У повреждения —
внешняя, искусственная природа!
Я не знал, почему моя уверенность в
этом столь высока. Возможно, раньше имел дело с подобными
аппаратами? Возможно...
Здесь идет война? Возможно, корабль, с
которого она стартовала, тоже поврежден или уничтожен?
Ответов не было.
Пытаясь среди многочисленных обломков
найти что-нибудь ценное, я крайне внимательно осмотрел выгоревший
след падения. Но увы: скрученные спиралью лоскуты пластали,
неузнаваемые детали приборов, разнокалиберные пластиковые обломки,
вырванный с мясом покореженный люк... За неимением лучшего я
собирал потенциально полезные куски металла в небольшую кучу — они
могли пригодиться.
Ничего ценного! Бортовой паек,
инструменты и передатчик превратились в груду тлеющего шлака, мое
положение выглядело хуже, чем у выброшенного на необитаемый остров
моряка из древнего романа. У него хотя бы был корабль и припасы с
него, а у меня — только куски разорванного корпуса!
Что дальше? Нужно было найти способ
осмотреть местность с высоты. Возможно, я увижу какие-то ориентиры,
следы людей и пойму, в каком направлении идти. И стоит ли идти
вообще.
Вдалеке лес рассекала, подобно
крепостной стене, причудливо изъеденная эрозией темно-розовая круча
— один из языков далеких гор. Дойти и взобраться туда вряд ли
возможно, тем более с моей стороны кряж обрывался отвесной гранью,
но от него, постепенно понижаясь, отходили длинные каменистые
осыпи, густо поросшие лесом. Ближайшая ко мне, увенчанная группой
высоких деревьев, выглядела вполне подходящей целью.