- Ну что, уй12, признаёшь сыновца13
своего али нет? А Божену, сестру свою? – вздёрнув, Гюрю больно
пнули по почкам и схватили за волосы, развернув лицом к мёртвой,
залитой кровью жинке с перерезанным горлом и разорванной до белых
грудей понёве, в которой её, по всей видимости, выволокли из дома,
наполовину погруженного в землю, а сейчас весело полыхающего чадным
пламенем. – Ты горд, клятвопреступник - раб распятого бога?
- Хр-р, - плюясь кровью, прохрипел
тиун, глядя на мёртвую сестру.
- Так ты её отблагодарил за то, что
она ночами от тебя не отходила, когда ты расшибся, упав с дерева.
Так ты свет новой веры несёшь. Хорош, нечего сказать!
Тут под ноги Гюри рухнуло ещё одно
тело, правда в этот раз ещё живое и оказавшееся Гостимиром, из
бедра и правого бока которого торчали обломки двух стрел.
- Побили наших, - выдохнул десятник,
- как уток на взлёте.
- А ты, рад, что служишь жрецам
распятого бога? – склонился над десятником волхв.
Гостимир ощерился, плюнув в
старика.
- Душить вас, поганых, надо, огнём и
мечом…
- Душить, говоришь, - хмыкнул
Ведагор, кивнув кому-то за спинами Гюри и Гостимира, - вельми
зажился ты, Гостимир, загостился в нави. Морена уж иссохлась,
ожидаючи. Ох, о чём я, по новой вере грешники в ад проваливаются,
прямоходом к Чернобогу-Сатане.
Скрипнув окровавленным снегом, из-за
спин пленников вышел высокий широкоплечий муж в выбеленной шкуре
волка на окольчуженных плечах и с маской-личиной, закрывающей лицо,
из-за чего невозможно было определить возраст кметя, лишь через
узкие прорези маски на княжьих слуг проливались ненависть и
арктический холод льдисто-серых глаз. Ни слова не говоря,
холодноглазый пошарил под воротом Гостимира, достав оттуда простой
оловянный крестик на крепком кожаном шнурке. Сжатая в кулак десница
резко оттянулась назад и шнурок плотно обхватил шею пленника,
причём оловянное распятие до крови врезалось в кадык. Десятник
захрипел, Воин в шкуре и личине, уткнув врага лицом в стылую землю,
продолжал сдавливать шнурок. Через минуту десятник засучил ногами,
пытаясь пропихнуть живительный воздух через сжатое горло, обильно
смазанное кровью из рассечённой крестиком кожи. На какой-то миг мир
для Гюри перестал существовать, сузившись до бьющегося в агонии
друга, будто умирающий вепрь хрипящего из-за недостатка воздуха, и
пляски огня, с оглушительным треском пожирающего присыпанную землёй
кору на крыше отчего дома. Вырваться на помощь другу и побратиму
тиуну не давали всё те же крепкие руки невидимых пленителей.
Гостимир забился в падучей, но холодноглазый не отпускал,
хладнокровно удушая десятника. Вскоре хрип перешёл на едва слышимый
свист, а затем из уст воина вырвалось последнее робкое облачко пара
и растаяло в холодном зимнем небе, подёрнутом дымом разгорающегося
пожарища.