- Стрелок, что вы себе позволяете!?
Отпустите господина Корнилова немедленно!
- Товарищ ефрейтор! – признав в
командире душегуба ефрейтора Синцова, Иван, будто профессиональный
лицедей, переменившись в лице и обнажив окровавленные зубы в полной
надежд облегчённой улыбке, сделал шаг вперёд только для того, чтобы
согнуться от резкого удара прикладом под дых и упасть на землю.
- Тьфу! – сплюнули сзади. – Товарищ
ефрейтор, аккуратней, он же обдристался...
- Ненавидите, значит, - будто не
замечая запаха, присел на корточки перед корчащимся на земле телом
ефрейтор. – И давно вы, Иван Трофимович, на хунхузов работаете?
- Да пошёл ты! – выдавленный плевок
не долетел до пограничника, размазавшись о выступающий из земли
корень кедра. – Уб… кха …людок, кха-кха…
- Он твой, стрелок, - обменявшись
взглядами с Огнёвым и по молчаливому соглашению продолжая играть в
злого полицейского и очень злого полицейского, Синцов отступил от
сучащего ногами тела, отдавая его на расправу Владимиру. – Можешь
не заморачиваться щепетильностью, только товарный вид в форме
второй свежести сохрани, а то полиция и безопасники ругаются
последнее время на некондиционный товар, а в остальном он весь
твой.
- Есть сохранить товарный вид! Знаю я
несколько способов, дедушка на досуге поделился, а он во время
войны с германцами по «языкам» работал. Сейчас мы штанишки с этого
фраера снимем и голой попкой мурашам на кормёжку посадим, -
идеально скопировав повадку и ухватки многомудрого Ведагора,
который во время бурной молодости и походов с нурманнами нахватался
от них всякого, в том числе и способов быстрого развязывания
языков, которые потом отточил в урочище недалеко от сожженного
капища на княжьих кметях и мытарях. Получив добро от командира,
Владимир нанёс егерю несколько быстрых ударов, от чего у того руки
повисли плетьми.
- Ах-ах! – задохнулся от боли
Иван.
- Неприятно, да, милок, - голосом
отмороженного робота участливо приговаривая будто несмышлёнышу,
пояснил Владимир, - что поделать, это превентивные меры, чтобы
избавить особо прытких аборигенов от соблазнов руки распускать и
упираться. А ты у нас прыткий, ножиком хотел меня пырнуть. Что я
тебе плохого сделал? Нехорошо! Сейчас дотащу тебя, касатик, до
муравейника, там ткну по спинке, чтобы ножки на часок отсохли, и ты
сбежать не вздумал, и посажу срамным местом муравьям на потеху.
Ставлю сто рублей, ты через час курским соловьём запоёшь. Не
выгорит с муравьями, поверь мне, я не погнушаюсь измазать тебя в
твоём же навозе и привязать к дереву. Или привязать, а потом
измазать. Да, так правильней, меньше возни. Замечаешь, вечереет
потихоньку, а мошка за день не наелась. Нехорошо, согласить,
оставлять её голодной.