- Уважаемый, я же попросил не
дёргаться, - холодно обронил парень, неуловимым движением завернув
руку здоровенного мужика ему за спину. Невнятный ответ, готовый
сорваться с языка Ивана, так и остался трепыхаться внутри, запертый
сталью ножа, холод которого заставил туда-сюда дёрнуться кадык. В
туалет мгновенно перехотелось. Остроту своего клинка егерь знал,
как никто другой.
- Я… я, - от сковавшего его страха и
боли, пронзившей сломанные пальцы, Иван не мог подобрать слов, чуть
ли не ежесекундно сглатывая вязкую и солёную от крови слюну.
- Ты нам сейчас сам всё расскажешь, -
ядовитой змеёй зашипел пограничник из-за спины. – Правильно? Или
есть желание придержать откровенность? Знаешь, я не люблю
развязывать языки и почему-то некоторые считают своим долгом
воспользоваться этой моей маленькой слабостью. Они начинают
упорствовать, доказывать свою непричастность и невиновность, а
потом, то, что от них остаётся, всё равно раскалывается до донышка.
Надеюсь, ты не из таких, я же тебя на ленточки порежу, дядя.
- Командир, это не я, это китаёза! –
прижавшееся к кадыку лезвие ножа будто тормозные колодки поезда,
из-за которых из-под колёсных пар вылетает визг, вызвало не грозный
рык и басовитое оправдание, а фальцет поперхнувшегося петуха.
- Грязь на штанах, глина и странные
чистые полосы на ткани чуть ниже колена, выглядящие, как от ремней.
Дядя, похоже, копыта ты на гнилом ручье снял, да не учёл, что там
на откосах глина, она же, как известно, сама собой не
отстирывается, а у озера болотина и низ у тебя, до сих пор не
обсох, да энцефалитку по подолу об чёртов куст2 подрал, нитки там
так и остались висеть, один в один по цвету подходят. К тому же
попытка убийства… Да у тебя полный набор, фраер, правда не быть
тебе на зоне паханом, как бы не прописаться из «козлов» в
«петухи».
Владимир специально вставлял словечки
из папашиного лексикона, эмоционально раскачивая егеря и вызывая
того на откровенность, недаром им на заставе специально
приглашённый психолог читал лекции. Приём сработал.
- Сука! - натуральным образом
прорычал Иван. – Ненавижу вас, падлы легавые!
- Отставить!
При виде подошедшего к ним ефрейтора,
грозно ожегшего взглядом своего подчинённого, егерь облегчённо
выдохнул. Бритвенной остроты нож, оставивший на шее крохотную,
сочащуюся сукровицей полоску, исчез также быстро, как появился, но
леденящий взгляд, буравящий затылок, никуда не делся. С ножом можно
было проститься, не вернёт его погранец.