"Хранить вечно. Дело № 3" - страница 6
Оккультист ещё раз посмотрел на карту, где красным карандашом был обведен контур озера.
- Что ж, значит пришло время стряхнуть с них пыль.
- Слушай, а почему нас привезли сюда? Я-то думал, доставят в Москву, посадят в какой-нибудь кабинет, расспрашивать станут…
Марк повторял этот вопрос в пятый раз – с момента нашего прибытия в коммуну имени Ягоды меньше суток назад. А до того ещё, как минимум, трижды, по дороге из харьковского аэропорта.
Ответ, впрочем, тоже был выучен назубок.
- А я знаю? Сам думал, что закроют на конспиративной квартире, заставят бумажки писать, отчитываться за каждый чих. Но нет – только забрали то, что мы привезли с собой, и сразу посадили в самолёт.
- Зато здесь посадили на карантин в «особом корпусе». - вздохнул Марк. – Никого, кроме врача, не допускают, с ребятами поздороваться не позволили, еду носят из столовой в судках…
- А бумажки ещё заставят писать, вот увидишь! Потом ещё сверять показания начнут, чтобы на вранье нас поймать. - посулил я, но Марк пропустил зловещее пророчество мимо ушей.
- Татьяну третий день в медчасти держат. – вздохнул он. -Доктор Василий Игнатьевич говорил: сегодня в Харьков повезли, в горбольницу, рентген делать. Что-то у неё в плече воспалилось, предупреждал же тот немец…
- А ты чего хотел? – я пожал плечами. - Через половину Европы ехали, потом ещё морское путешествие, да десять без малого часов в воздухе – и это всё, заметь в декабре! Тут и у здорового человека воспалится всё на свете, а её рана ещё толком даже не зажила…
Доставивший нас военно-транспортный «Юнкерс», вылетел из Ленинграда меньше чем через сутки после того, как мы сошли с борта парохода, выполнявшего рейс Гамбург-Ленинград с грузом сельскохозяйственных машин и станков на борту. Как мы попали на эту посудину – достойно отдельного рассказа в лучших традициях авантюрного жанра. Марио, с которым мы расстались на берегу Боденского озера, оказался прав: царящий в Германии бардак, логическое следствие одиннадцати лет существования Веймарской республики, позволил бы проделать и не такое. Вот, к примеру: разве можно было представить, чтобы в Германии (неважно, при Гитлере, Аденауэре, или фрау Меркель) хирург, работающий в государственной клинике, согласился бы в частном порядке прооперировать пациента с подозрительным ранением, да ещё так, чтобы операция эта не оставила следов в регистратуре и свидетелей из медперсонала? Конечно, арбалетная стрела – не пуля из «рейхсревольвера» (эти антикварные стволы состояли в немецкой глубинке на вооружении полиции) но вот так, с ходу проглотить шитое белыми нитками объяснение насчёт браконьерского самострела в горном лесу? Да любой добропорядочный немец обязан сообщить о столь вопиющем происшествии властям – хотя бы для того, чтобы отыскать другие ловушки, опасные для людей и, несомненно, нарушающих все мыслимые законы.