– Энто наша танна придумала, да будет
дух моря к ней милостив. Оно конечно, сирен изловить было трудно,
они ж море знают лучше нашего, даже, говорят, отливы угадывать
умеют. Словом, пока мы их ловили, двое рыбалок рук-ног лишились, и
еще один – разума, хотя, сказать по правде, разума-то у него
небогато было… Зато после этого мы горя не знали, вот с самой
осени: на мелкой воде-то сирены могут орать сколько захочется,
другие из глубины не услышат их воплей. Словом, всё шло хорошо,
пока энтот умник не открыл клетку и не выпустил сирен невесть на
кой мрак!
– М-м-мыг, – подняв голову от миски,
Хрыч пытается состроить сочувствующую гримасу.
В камине трещат дрова, пахнет
деревом, дымом, кожей и мясом. После сытной еды да под бубнеж
Зануда меня начинает клонить ко сну. Отодвигаю миску и наливаю себе
узвара.
– Пять дней тому клетку открыли. В
самый клёв. Ох, визгу они подняли, сирены! Уши закладало аж тут, в
поселении, а на море такое творилось! Сирены орали, прыгали на
лодки, когтистыми лапами рвали рыбалок. В такой ярости были, что и
сами себя рвали тоже. Вода стала бурой от крови, а кишки, что
спустились на дно, до сих пор жрут скотокрабы.
Зануд умолкает, когда в комнату
проскальзывает прислужка, статная чернокосая девка, и начинает
прибирать со стола посуду. Несколько раз она задевает меня –
бедром, боком, локтем. От неё пахнет сосновой смолой, вышивка на
широком поясе складывается в какие-то письмена, мелькают гибкие
руки над столом. Я смотрю на прислужку, а Хрыч смотрит на меня и
ухмыляется.
– Брысь, Лисица, – беззлобно шугает
её Зануд.
Девка идет к двери, двумя руками
придерживая стопку посуды и ухитряясь при этом вилять задом. Вместо
платка у неё на голове куцая косынка, подвернутая так, что едва
прикрывает затылок. Покачивается между лопаток блестящая черная
коса, пушатся в ней цветные нити и плетеные шнурки. Лисица сильно
топает пяткой, и дверь перед ней разъезжается пошире, а потом
смыкает створки за её спиной.
– Так вот, рыбалок сгинуло десять и
еще четыре, да к тому же было средь них трое пареньков, которые
только начали растить бороды и еще не успели дать жизни потомству.
Неправильно таких в море пускать, да мы за эти сытые месяцы
расслабились и хватку немного утратили. Ну, значит, рыбалок сгинуло
десять и четыре, а сирен – три штуки. Остальные шестеро в море
уплюхали, а чего с ними там стало – это один морской дух ведает, да
будет он милостив к нашей танне.