Эвелиса вцепилась пальцами в подушку. В чужое благородство она
не верила, а уж в добрые помыслы и подавно. Не надо было даже
слишком уметь разбираться в людях, чтобы понять, что представляет
из себя ее будущая семья. Склочного вида свекровь, ее старший сын,
в котором чувствовалось что-то гадкое, как в подгнившем яблоке, и
безмолвный детина. Может, младший сам по себе и не плохой, но ведь
дурень деревенский!
Хотелось укрыться в чувство жалости к себе, как в одеяло, и
спрятаться. Куда-нибудь далеко. От батюшки и от матушки. От всех.
Словно в клетке, из которой только один выход, но стра-ашный. Сразу
на него и не решишься, да только и другого видимо нет.
Неслышно скрипнула дверь, и в комнату прошла младшая сестра.
Впервые в жизни Эвелиса ощутила к ней острую зависть, почему Олея
уродилась такой, гораздо лучшей? Все ей легко дается, лишь потому
что красавица. Почти сразу девушка устыдилась собственных мыслей.
Раз судьба наделила сестру, значит, та более достойна. Только и
всего.
– Тебя можно поздравить? – прозвучал в темноте певучий голос, –
Жених, говорят, подходящий сыскался?
– Подходящее некуда, – буркнула Эвелиса, не поворачивая головы,
– Сама себе завидую, от счастья такого.
– Да, я уже понаслышалась про их семью. Сорочиха баба злая,
первую невестку со свету сжила, над второй теперь измывается. Палюш
ихний не лучше, говорят как выпьет, так себя не помнит. Ему и
жениться второй раз то пришлось, потому что родители девчонки
заставили, которую он прижал где-то в поле. Благо, хоть вдовцом уже
был. А Тиша-дурень, спокойный, разве что иногда настроение дурное
найдет, да и то, лишь поколотит. С ним только Палюш и может
управиться.
– И зачем ты это все мне рассказываешь? – сухо поинтересовалась
Эвелиса, – Позлорадствовать хочешь? Так не надо. Я лучше в омут…
чем к ним.
– Угу, и похоронят тебя за оградкой кладбища. Кажный, кто мимо
пройдет, будет плеваться. И покоя тебе не станет, будешь маяться в
темноте, веки вечные.
– Можно подумать, сейчас он есть, этот покой…
Однако уверенности в голосе девушки не было. Страх перед тем,
что будет «там», за чертой, был так же силен, как и перед тем, что
ожидало ее здесь. Снова накрыло чувство безысходности, разве что
плакать уже сил не было.
Олея осторожно опустилась на кровать старшей сестры, и некоторое
время молчала, словно собираясь с духом.