В этот раз, мать не вмешивалась. Стоя у окна, она кусала край
платка, не поворачивая головы. Будущие родственники и на нее
произвели гнетущее впечатление, да только не дело, против слова
мужа идти.
В лице Далибора что-то дрогнуло. Он поднял тяжелую руку, и
погладил дочь по голове.
– Дура ты. Лучше плохой муж, чем никакого. – и разозлившись на
себя за эту слабость, продолжил с ожесточением, – Али хочешь, чтобы
мне в старости каждый пальцем в спину тыкал? Мол не выполнил свой
родительский долг, не устроил судьбу дочерей. Да ты первая и
обвинишь меня, что в девках осталась.
– И слова не скажу, батюшка! Пусть Олея свое счастье устраивает,
она многим по сердцу, и достойна этого. Только не отдавайте за
дурня!
– Цыц! – рассердился отец, – Что обо мне люди скажут, коли я
младшую выдам, когда старшая не пристроена? Я все решил, так что
перетряхивай свое приданное, да готовься по осени в новый дом
хозяйкой вступить.
Тяжело поднявшись, он прошел через горницу, и вышел, хлопнув
дверью. Эвелиса осталась сидеть на полу, уткнувшись лицом в ладони.
Никогда за всю жизнь, ей еще не было так больно и тошно. Выждав
некоторое время, мать потянула ее за плечо.
– Ну, ну. Ни к чему убиваться. Никуда от своей женской доли не
денешься, и спорить нечего. – голос ее звучал непривычно мягко, –
Ступай умойся, да не серди батюшку, о тебе же радеет. И приданное
за тобой даст не меньше, чем за Олею. Приживешься в новой семье, а
там стерпится-слюбиться. Вышла бы лицом, так выбирала бы, а так,
бери, что досталось.
Всхлипнув, девушка ожесточенно протерла глаза, чувствуя, как
начинает гореть кожа.
– Все равно… не пойду за него! – запнувшись выдохнула она, и не
дожидаясь реакции матери, выскользнула на женскую половину.
Когда закончились слезы, отчаяние стало только острее. Лицо
детины, размазывающего по столу хлеб, почти стерлось из памяти, а
вот колючий взгляд его старшего братца никак не шел из головы.
Слишком уж он смотрел на нее оценивающе, как на будущую
собственность.
Хоть сор из семей и не принято выносить, но многое ли утаишь, в
деревне? Случались истории, когда старшие братья слишком робкого
мужа, распоряжались младшей невесткой на свое усмотрение. И слова
никому нельзя было сказать. В таких случаях всеобщее осуждение
всегда падало на голову девушки. Если Палюш захочет воспользоваться
своей властью над ней, никто же не вступится. Тем более, его брат,
деревенский дурачок, даже не заподозрит неладное.