Оба поспешно отступают к стене.
В зале воцаряется гробовая тишина, и нарушает её жрец.
— Мы готовы, ваша светлость, — он обращается к наместнику как к
князю.
— Поторопитесь.
Жрец кивает, трясёт всеми своими тремя подбородками разом, и
наместник едва заметно морщится. Я про себя усмехаюсь — наместник
отослал верных князю жрецов в пешее паломничество в далёкий храм на
действующем вулкане молиться об исцелении, и нашёл… этого. Любуйся
теперь, господин наместник. Впрочем, со своими обязанностями новый
главный жрец справляется — он проводит ладонью над алтарной чашей,
и в ней жарко вспыхивает пламя.
Алтарь и пол вокруг чернеют, будто стремительно
обугливаются.
— Ты ещё будешь меня благодарить, — шепчет на ухо отец невесты.
— Не смотри, что он такой. Князь сильный маг, не сегодня, так
завтра встанет на ноги, а поздно, ты уже жена и княгиня Нордтаг.
Господин наместник знает, что делает.
— Господин наместник прибрал княжество к рукам, — фыркаю я. —
Лекарей-то он не пригласил, не считая пары шарлатанов.
— Да что ты можешь понимать! Делай, что сказано. И обязательно
проверь, способен ли князь как мужчина. Как можно скорее ты должна
от него понести.
Если бы у меня был гигантский тапок, я бы прихлопнула этого
папашу, как таракана.
Бьянка решилась уступить мне место сразу после того, как вчера
вечером притащенная папашей пропитая шлюха из дешёвого кабака
несколько часов к ряду в самых грязных выражениях и очень
откровенно её учила, что делать, если мужчина бревно. Хоть бы мадам
из заведения классом повыше привёл, но нет.
Спасибо, что я этого не видела и не слышала. Бедная Бьянка…
Жрец завершает короткую молитву-призыв. Пламя в чаше разгорается
ярче, веселее, и жрец белоснежным платочком утирает лысину.
Скороговоркой выдав, что сегодня князь Даниэль Нордтаг сочетается
браком с Бьянкой ла Соль, он повышает голос и на весь зал,
перекрывая злой треск пламени, провозглашает:
— Жених здесь! Невеста прибыла!
Отец усиливает хватку.
— Больно, — рыкаю я шёпотом.
— Потерпишь! — но хватку чуть ослабляет.
Папаша, надувшись осознанием собственной важности, торжественно
выводит меня из-за ширмы. Я иду с трудом — путаюсь в подоле, потому
что никто не подогнал платье на мой рост и размер. Оно даже не
матери Бьянки, а то ли бабушки, то ли вовсе прабабушки, нашлось в
сундуке на чердаке.