Он неуклюже, но довольно быстро обыскал парня и нашел небольшой,
сложенный вчетверо листок.
– Отдай, – неуверенно пробормотал парень.
– Это еще что?
– Ничего! – выкрикнул Шок, выхватил листок и, ударив Петера в
коленку, бросился наутек.
Монеты и конфету было не жалко. Это была плата за выполненные
поручения. Это было прошлое, а вот сложенный вчетверо листок грубой
бумаги – это был билет в будущее. И таким будущим Шок
разбрасываться не собирался.
Взвыв от боли, Петер выкрикнул пару грязных словечек, которые
Шок уже давно знал, несмотря на строжайший запрет Кривого Йоханаса
говорить, повторять и даже думать об этих словах.
Шок услышал за спиной тяжелые шаги Петера и, надеясь на чудо,
свернул на соседнюю улочку, заканчивающуюся тупиком. Тяжелые
заводские ворота, перегораживающие дорогу, были закрыты. Небольшая
калитка в них также оказалась заперта на навесной замок.
– Что, малёк, попался? – услышал он злобный голос за спиной.
А затем краем глаза Шок увидел, что справа от больших кованых
ворот есть узкий лаз, в который он быстро юркнул, надеясь, что
откормленный на отобранных у слабых сирот порциях приютской каши
Петер не сможет в него протиснуться.
Громкие крики и очередная порция грязных слов сообщили парню,
что в оценке размеров лаза он оказался прав.
Лаз заканчивался небольшим пустырем и развалинами старого
заводского корпуса.
Это район Шок не знал, но вот этот запоминающийся пустырь он
видел на карте Одноухого Криштофа, которую тот ему показал за
половинку карамельной конфеты.
Криштоф был высоким голубоглазым парнем, учился очень хорошо и
жил в приюте недолго, через два месяца его усыновила семья
почтмейстера. Из приюта Криштоф уехал, но общаться с приютскими не
перестал. С Шоком они были закадычными друзьями, и когда тому
понадобилось, Криштоф принес карту города со всеми улицами и
номерами домов.
Почти час ребята искали на карте нужный адрес и смотрели, каким
маршрутом нужно идти из порта в промышленный район города, а затем
перерисовывали маршрут на обратной стороне листовки, которая была
сейчас аккуратно свернута вчетверо и лежала в кармане у Шока.
Это была та самая листовка, которую он не отдал Петеру, та самая
листовка, из-за которой пнул его, и теперь понимал, что в ближайшее
время попадаться на глаза старшему парню совершенно не стоит.