Сейчас Марк выглядит растерянным, хотя я знаю: это - лишь игра теней. И моего воображения.
Чувствую: надо что-то сказать. Не потому, что мне этого хочется, а просто поставить точку. И говорю:
- Вы ничего обо мне не знаете, чтоб меня судить, и не имеете права что-то обо мне придумывать.
Он пристально смотрит на меня. Отвечает - и кажется, что хриплые изломы голоса царапают кожу сильнее сухих веток:
- Ты тоже ничего обо мне не знаешь, чтоб меня судить.
А потом разворачивается и садится в машину, с силой захлопнув дверь.
Не оглядываясь, захожу в подъезд и слышу за спиной шум отъезжающей машины.
Поднимаюсь на третий этаж, долго ищу в сумочке ключи, а когда нахожу, связка выскальзывает из рук и звонко шлёпается о плитку. Пальцы опять немеют: подняв связку, с трудом открываю замок.
Забегаю в квартиру - и сразу в ванную. Шаг первый: помыть руки антибактериальным мылом. Шаг второй: аккуратно снять разорванные колготки и обработать колени: там тоже кровь смешалась с грязью.
Промываю раны, обрабатываю их антисептиком, принимаю душ и снова всё обрабатываю антисептиком, но легче почему-то не становится.
Теперь горят не только раны, но и всё тело. При этом мне холодно. Жутко болит голова, ломит поясницу и плечи.
Решаю померить температуру: 39,2.
Пытаюсь вспомнить, когда я болела в последний раз. Кажется, никогда. Я вообще не болею, разве что голова изредка беспокоит, ну а приступы паники не в счёт. Таблетки не пью, бабушка говорила, что от таблеток больше вреда, чем пользы. Конечно, когда она заболела, приходилось давать ей успокоительные и всякое такое, но потом я все лекарства выбросила.
Что сейчас происходит, я не знаю. Вдруг и правда сепсис? Тогда мне точно конец.
Я заворачиваюсь в одеяло и ложусь в постель, пытаясь уснуть, но с каждым часом становится всё хуже.
Утром поднимаюсь с большим трудом. Завариваю чай, но кружка выпрыгивает из рук и разбивается, а сил убрать осколки и вытереть лужу уже нет. Хочется выть от бессилия.
Возвращаюсь в постель и закрываю глаза.
Я не чувствую рук и ног. Не чувствую языка. Во рту всё полыхает. Трудно дышать: грудь словно придавили бетонным блоком.
Кажется, я умираю. Интересно, через сколько дней после смерти меня найдут?
Мне вдруг становится так себя жалко. Я умру, а в мире ничего не изменится. Никому и дела нет, что жила на свете вот такая София, чего-то боялась, о чём-то мечтала. И Богдан никогда не узнает о моих чувствах.