Со второй попытки он нашёл то, что искал. Дверь не заперта.
Похоже, в этом замке закрыта только комната несчастной Тильды.
Одинокий чадящий факел не освещал подвальный коридор, а скорее
делал его ещё темнее. Едва он открыл дверь, скрывающую камеры, как
тяжёлый запах разложения ударил в нос, вышибив дыхание. Он долго
боролся с тошнотой, сглатывая едкую желчь. Слышал тихие шорохи там,
впереди, и не мог заставить себя шагнуть в вонючую беспокойную
темноту. Точно знал, что не бывает оживших мертвецов, – и не
мог.
Это крысы, Ингвар. Это просто крысы.
Ноги сделались ватными, а руки такими слабыми, что он едва не
выронил факел. Нельзя отступать. Не может судьба решить, что для её
великих дел в этом подвале слишком мерзко пахнет или слишком
подозрительно шуршит.
Давай, Ингвар, давай. Сумел выйти когда-то из Врат, сможешь и
теперь. Ведь там было страшнее, правда?
Он сделал, наконец, маленький шаг вперёд. Затем ещё один. Потом
стало легче.
Мертвецы – и свежий, и тот, что испустил дух в прошлом месяце –
лежали в одной камере. Видимо, чтобы ещё живой пленник во всех
подробностях видел, что его ожидает совсем скоро. В углу камеры
напротив белела фигура в остатках светлого одеяния. Ингвар сунулся
туда, но из-за решётки на него глянул оскаленный череп. Это сестра
Виктора. Сидела здесь, такая же безмолвная и безучастная, как
Тильда, и умирала на глазах брата.
Ингвар поёжился и вернулся к трупам. Ключ торчал в двери:
пленники уже никуда не денутся.
Найти кольца оказалось просто: мертвецы не прятали рук, не
пытались обмануть того, кто пришёл за их последним имуществом.
Крысы изрядно подпортили тела, и Ингвар старался не смотреть на
трупы, особенно туда, где были лица.
Сначала тот, кто умер раньше. Тело уже мало напоминало человека,
хотя сохранило узнаваемые очертания. Кольцо сползло с пальца вместе
с подгнившей плотью. А чтобы снять украшение со свежего трупа,
пришлось отрезать ему палец. Кость поддавалась с трудом, но
ревенатор сильный, ревенатор всё сможет.
Ингвар уже не боролся с дурнотой. Тошнота прошла сама, отступив
перед головной болью и странным чувством невозможности
происходящего, которое заполнило ревенатора целиком. Его чувства
словно онемели, отнялись, как бывает с неудачно отсиженной
ногой.
Кольца под каблуком ревенатора быстро потеряли форму. Он пнул их
куда-то в сторону искалеченных тел и медленно пошёл к выходу из
подвала.