Наконец, мне удалось убедить их, причем Вадим Габриэлевич оказался более разумным молодым человеком. Он натянул пальто сомлевшего Есенина, его шляпу, взял гармошку, и, наигрывая и ругаясь матом, выскочил с несколькими визжащими девчонками на улицу. Я крикнула вслед, выглянув в темноту:
– Смотрите, смотрите, Есенин играет!
Вроде пронесло. Мы с Мариенгофом тихонько вытолкали едва переставлявшего ноги Сергея Александровича через черный ход. Анатолий пригнал свой автомобиль, уселся за руль (в пьяном виде, кошмар!) и погнал на Брюсовский. Благо, здесь недалеко.
Скажу отдельно про поездку в ретромобиле. Во-первых, очень медленно, чуть быстрее лошади (а в поездках на лошадях я уже спец!). Во-вторых, очень громко и вонюче. И трясет страшно. И холодно – никакого климат-контроля не наблюдается. В общем, жуть!
На Брюсовском переулке, в большом многоэтажном доме проживали сотрудники газет «Беднота» и «Правда», поэтому его называли «Домом Правды». Здесь, в огромной коммунальной квартире на седьмом этаже, у Бениславской были две комнатки (по меркам этого времени – очень даже неплохое жилье). Именно сюда мы с Анатолием и затащили Есенина, причем, поднимались пешком (я не рискнула сесть в жуткую, лязгающую металлом кабину лифта).
Поэты еще немного выпили и быстро утихомирились. Я расположила Мариенгофа в маленькой комнатке на раскладушке, а Есенина – во второй комнате на кровати Галины. Похоже, он не совсем понимал, где находится, но его это не тревожило ни грамма. Только положив на подушку свою «золотую голову», Сергей моментально отключился.
При свете лампы его лицо казалось совсем детским. Даже странно, что у этого мальчишки уже трое детей и слава на всю страну. Эх, торопитесь вы жить, товарищ поэт. Так же, как и торопитесь умереть… Невероятно, он умрет через пять лет! Такой еще пацан!
Волосы Есенина блестели золотом, и у меня возникла бредовая идея. Чёрт, как бы не попасться! Но я все-таки это сделаю!
Я закрыла камеру-стикер одеждой, как будто бы так случайно получилось, порылась в ящиках Гали и нашла маленькие маникюрные ножницы. Наклонилась над спящим лицом поэта (правильные черты лица, кривоватая полуулыбка… Красивый. Очень. И сопит так сладко…). И отрезала тонкую прядь волос прямо с макушки! Себе на память, никому не покажу такое сокровище.