- Сухари
побереги, покуда у меня свежий хлебец есть, а солонину мы в кашу
бросим. Ты вот лучше угостись салицем, копченым на вишне,
горбушечкой хрустящей да лучком – глядишь, и на душе спокойнее
станет!
Я разом
приободрился – и с легким поклоном приняв угощение московита,
принялся бодро жевать, продолжив дорогу.
Незамысловатая снедь стрельца пришлась мне по душе
– куда уж до нее опостылевшей солонине с сухарями! А Тимофей,
дожевав свою порцию, весело подмигнул мне:
-
Вкусно?
- От
Валенсии до Новгорода ничего вкуснее не ел!
- А
Валенсия – это в Гишпанской стороне?
Я
удивленно вскинул бровь:
- Да!
Откуда знаешь?
Стрелец
самодовольно повел плечами:
- Да был
тут у нас наемный гишпанец, пушкарских дел мастер. Из этой самой
Валенсии родом. Сухарь сухарем, но с парными клинками такие коленца
выплясывал – закачаешься! Против трех противников мог выйти со
шпагой и дагой!
Упоминание о мастере парных клинков вызвало у меня
неприятные воспоминания, и напомнило, как я ненавижу дуэли –
рубку!
Вообще,
я какой-то неправильный германец. Я терпеть не могу капусту
(особенно тушеную!), не пью пиво... А предпочитаю сыры и красное
вино, особенно в компании моей Виктории... Рука сама нашла кусочек
алой материи, спрятанный за пазуху. Я коснулся его
губами.
- Жена?
– стрелец с полуулыбкой посмотрел мне в глаза.
После
некоторого промедления я нехотя ответил.
-
Почти.
-
Красивая?!
- Самая
прекрасная из всех женщин на земле... Глаза цвета шоколада из
Нового света, губы - словно бургундское вино. Такие же терпкие и
сладкие на вкус… Руки мягкие, как перья лебединые. А уж
стан…
Я словно
наяву увидел свою Викторию – а сотник только головой
покачал:
- Лепо
глаголешь, немец. Видать, любишь жену свою... Молодец.
- Почти
жену!
Ответить
мне Тимофей не успел – впереди послышался громкий хруст веток:
кто-то явно выходит к дороге.
Я без
промедления выхватил оба заранее заведенных пистолета. А сотник,
ругаясь, потянулся к луку, на который еще нужно успеть натянуть
тетиву…
-
Стреляй сразу!
Я молча
кивнул соратнику, вскинув пистоли…
Но
мгновением спустя, когда из леса показался первый силуэт вышедшего
на дорогу человека, я опустил оружие, зацепившись взглядом за
светлые одежды и открытое старческое лицо с седой
бородой.
- Сынки,
не стреляйте! – от отчаянного вскрика старика у меня аж стиснуло
сердце. Замер и сотник, держа в руках лук и извлеченную из
седельной сумки тетиву: