— Капитан, — прервал нас один из солдат. — Мы заметили большой
отряд без знамён! Они окружают деревню!
— Ох-ох-ох, — горестно всплеснул руками Марк, кажется, снова
рухнувший в пучину переживаний. Да уж, тяжелый у мужика день:
нападение, спасение, угроза неизвестного отряда, облегчение от
узнавания своих, и тут ещё кто-то нарисовался.
— Это особый отряд Теократии: одно из Шести Писаний, — хмуро
рассказывал мне Газеф, рассматривая цепь заклинателей, растянутую
вокруг деревни. Рядом с каждой фигурой человека завис в воздухе
призванный Ангел. В основном — Ангелы Пламени. Относительно слабые
монстры Иггдрасиля, присутствие которых в этом мире меня прилично
удивило. — Подчиняются напрямую своему кардиналу. Больше чем уверен
— цель я. За, якобы, имперцами, разоряющими деревни, отправили
меня, придав отряд из пятидесяти воинов. Для победы над двумя
десятками солдат Бахарута — более, чем достаточно. Но Писание
Солнечного Света, без заклинателей на своей стороне и всего с
пятьюдесятью солдатами… без шансов.

(Ангел Пламени)
— Солнечного Света, — я неодобрительно поджал губы. — Как…
мерзко называть такими чудесными словами тех, кто без раздумий,
ради создания ловушки для врага, позволяет себе убивать мирных
жителей.
— Полностью с вами согласен, капитан Максимилиан, — хмуро кивнул
Строноф, потом пару секунд помедлил, размышляя, и продолжил. —
Скажите, могу ли я вас нанять? Обещаю высокую награду.
— Что? — с непониманием покосился на сурового воина. В душе
всколыхнулась обида, напополам с раздражением, которые тут же
затопило понимание и смирение: Ре-Эстизец не хотел меня оскорбить.
— Нет, капитан, нанять вы меня не сможете. Я буду биться вместе с
вами, и мне не нужна за это плата. Мне не нужна даже просьба. Более
того, я бы сражался даже если бы вы мне запретили.
Огорчение, поступившее при первых моих словах в глазах Газефа,
сменилось удивлением и непониманием.
— Я — брат-капитан ордена Длани Справедливости, несущий Свет
Сеттоса, — обычный приступ игрового синдрома восьмиклассника, в
этот раз, был… иным. Слова лились из глубины души, и каждое
стальной плитой выстраивало нерушимые стены Цитадели Уверенности в
свой Правоте. Не обычное кривляние, призванное добавить «фана», а
что-то такое, глубинное, важное, первостепенное. — Как и мой
Бог-покровитель, принёсший себя в жертву ради смертных, я готов
сложить голову защищая невинных. Для паладина Сеттоса нет разницы,
кто противостоит ему: смертный с чёрной душой, зловредная нечисть,
или дети Зла — мы сражаемся и умираем, защищая Свет и Чистоту.
Каждый, кто в нашем присутствии попытается попрать Справедливость —
падёт.