– Слышь, чувак! Ты вещи по–быстрому там собери и двигай. Теперь я здесь живу.
Незнакомец сказал эту фразу уверенно и жёстко. Андрей понял, что сопротивление бесполезно. Последняя апелляция к Зине могла бы что–то исправить.
– Зина, – жалостливо произнёс Севастьянов. – Зин, ты чё, вообще? Так не поступают.
– Ты чего не понял, что тебе Витя сказал? – не отворачиваясь от плиты, буркнула Зина. – Непонятливый?
– Иди вещи собирай, – нахмурив брови, продолжал Витя. – Поторопись. А то у меня сейчас терпение лопнет и я тебя с балкона отпущу.
Андрей отчётливо понял, что этот мужик не шутит. Надо собрать то, что есть и сваливать отсюда. Севастьянов прошёл в спальню, достал из–под кровати свой рюкзак и стал складывать вещи. Рубашка, несколько футболок, старый тёплый свитер, двое джинсов, видавший виды пуховик. Но самое главное – паспорт моряка. Это единственное сокровище, которое было у Андрея.
Всё то время пока Севастьянов собирал вещи, Витя, скрестив мохнатые руки на груди, наблюдал за процессом. Вид у Вити был угрожающий. Андрей, укладывая вещи, краем глаза наблюдал за поведением «новенького» сожителя Зины. Мало ли что у этого самца на уме. Севастьянов очень хотел поторопиться, но проснувшееся мужское самолюбие требовало не спешить, и он всем своим видом демонстрировал спокойствие и неторопливость.
Вдруг в дверном проёме, за спиной Виктора, появилась Зина с глазами бультерьера и оскалом похожим на того же пса.
– Ты чё копаешься? – гавкнула женщина. – Глянь, прихватить что–то моё решил! Вить, поторопи морячка.
Витя повиновался беспрекословно. Андрюха только успел заметить резкое движение мохнатой руки, крепкий кулак, которой жёстко приземлился в районе солнечного сплетения.
– Ой! – это единственное слово, которое смог произнести Севастьянов.
От боли и нехватки воздуха Андрей согнулся и сел на кровать. Дышать он не мог и в глазах тут же запрыгали синие шарики. Так продолжалось около минуты. Когда Севастьянов открыл глаза, он увидел, как Витя вышвыривает рюкзак из комнаты, а Зина с дьявольской улыбкой смотрит на Андрюху, готовая укусить.
Моряк поднялся и скрюченный пошёл к выходу. Он хотел что–то сказать на прощание, но посмотрев на этих бесов, промолчал. Рюкзак мирно ждал около лестницы. Севастьянов присел на верхнюю ступеньку. В животе ещё не угомонилась боль. Дверь за ним громко захлопнулась с каким–то матерным комментарием Зины. Всё, больше в квартиру номер тридцать он не вернётся. Надо налаживать быт заново. Вот теперь пришло время «запасного аэродрома».