В этот миг я вдруг понял, что она знает, что я не ребенок. Она
говорит со мной не как с младенцем, смотрит не так, как на ребенка
и больше того — она рассчитывает на меня, просит о помощи. Разве
кто-то в своем уме станет просить младенца о помощи? Нет, рыжая
знала, куда больше, чем я мог подумать. Возможно, она даже знала
кто я. А еще она была уверена, что разжечь костер мне под силу в
отличие от нее.
Я вновь сосредоточился на хворосте. На этот раз решил
использовать методику визуализации — как в тех дурацких тренингах,
которые наша компания устраивала для своих подчиненных ежегодно.
Как по мне — бесполезная ерунда, но это было модно и подчиненным
нравилось.
Я посмотрел на сухие ветки и представил, как они загораются, как
начинает виться к небу дым, как от него исходит жар, согревает меня
своим теплом.
Я так увлекся, что даже не сразу понял, что мне стало теплее. И
в это миг костер еще не горел, но уже начал дымиться и
потрескивать.
Рыжая радостно вскочила, захлопала в ладоши, как ребенок, и
бросилась собирать палки побольше и подкидывать их в огонь.
Я перевернулся на живот и уставился на яркое пламя. Если я могу
вытворять такое в младенчестве, на что я буду способен, когда
вырасту? Чувствую, меня впереди ждет интересная и весьма насыщенная
жизнь.
Рыжая накидала в костер дров, а после принесла еще и сложила
неподалеку.
Затем она взялась за меня. Высвободила из плаща, оторвала подол
своей юбки и переложила в него. Он был еще влажный, но зато чистый
в отличие от пеленки. Саму пеленку она сполоснула в реке и повесила
на ветку сушить.
Затем рыжая взяла меня на руки и принялась снова кормить хлебом
и поить водой. Странно, но хлеб не размок в реке, а наоборот,
практически превратился в сухарь. Видимо, тоже какая-то магия.
Вдруг рыжая ойкнула и скривилась от боли. Я почувствовал, как
свободной рукой она схватилась за живот.
Плохи дела. Еще не хватало, чтобы она тут рожать начала. Но, к
счастью, спустя несколько секунд, она выдохнула, улыбнулась и как
ни в чем не бывало продолжила меня кормить хлебом и о чем-то
рассказывать.
— Элайна, — сказала мне рыжая и ткнула себя пальцем в грудь,
затем медленно перевела палец на меня и произнесла: — Тео-о-о. А
ями Элайна! — она снова показала на себя, а потом снова на меня: —
Те-о-до-рес, подумав, исправилась: — Теодор.