Ага, такой несчастный поручик, я аж
прослезился. Сейчас в карман полезу, как молодой лопух, и буду его
слёзно умолять взять не сто, а тысячу рублей. Ха... как тут не
вспомнить старую истину: кому много дано, у того чаще занимают.
Парень подсел, пока Нико́лы нет, и
надеется, что я уже совсем напился? Нет, братец, шалишь. О-о, да, я
смотрю, это заговор, вон как остальные гвардейцы поглядывают в нашу
сторону и ухмыляются. Ну, всё понятно: решили господа меня ещё с
одного бока пощупать. Ничего, мы ответим в их же стиле:
– Помилуйте, откуда? Сам в долгах как
в шелках.
– Так вы же партнёр Путилова, и дело
у вас миллионное.
– Да куда там! Я под это дело дом
заложил, а скоро и усадьбу заложу, и всё равно карманы пустыми
будут. Мне даже жить приходится у приёмных родителей.
Хотелось ещё добавить: "И вообще, я
бедный, несчастный сирота, поэтому отстаньте от меня, пожалуйста",
но не стал.
– Мне помнится, у вас ещё и сибирские
заводы имеются. Неужели доход не приносят?
Та-ак, гвардия простых намёков не
понимает. Что ж, будем лечить. Посмотрел на поручика уже более
трезвым взглядом:
– Маленько приносят, но брать деньги
с тех заводов мне не позволяет суровый сибирский мебельный
закон.
– Мебельный закон? – искренне
удивился поручик, а все остальные гвардейцы навострили уши.
– Ну да.
– И о чём же он гласит?
Я выпрямился, насколько смог, сел
подбоченясь, гордо выпятив челюсть вперёд, и ответил:
– Суровый сибирский мебельный закон
гласит: если каждому давать, поломается кровать.
Эх, фотоаппарата нет. Рожи у
гвардейцев такие удивлённо-поражённые, любо-дорого посмотреть. Хоть
картину с них пиши: "Я истину познал в суровый час рассвета". Потом
до них наконец-то дошёл смысл моей грубоватой отповеди, и пошёл
очередной неуёмный ржач с выкриками:
– Суровый!
– Мебельный!
– Сибирский!
Ха, пошути я так с какой-нибудь
девицей на балу, и она бы меня за пошляка приняла, а эти только
ржут. А всё потому, что моя шутка на фоне услышанных здесь
смотрится просто невинной – гвардейцы те ещё похабщики.
Отсмеявшись, офицеры какое-то время
обсуждали молодёжь (совсем уж мелкую и невесть что о себе
возомнившую), а затем господа плавно скатились на продолжение
старых тем, то есть по новой принялись описывать привычки знакомых
и незнакомых дам и рассказывать новости столичных салонов и
борделей. Я же, воспользовавшись моментом, откинулся в кресле и
притворился задремавшим. Пить больше не хотелось, хотелось просто
расслабиться и отдохнуть, а заодно обдумать предстоящие дела.