Девушка резко крутанулась на
каблучках с явным намерением высказать нечто подобное и британцу.
Но я уже успел узнать, чем бы тот ответил на такую дерзость,
поэтому схватил наглячку за шею и притянул к себе. И чуть слышно,
но достаточно грозно прошептал на ухо:
— Заткнись, прошу тебя, не усугубляй
положение. Эти люди — мясники и убийцы, не нарывайся, иначе тебя
запытают до смерти и за половину того, что ты мне сказала. Их не
взять грубой силой, их не одолеть прямым ударом. Включи мозги и не
подставляй ни себя, ни товарищей — поняла?
Бунтарка вырвалась, оттолкнула меня и
встала в строй, не сказав ни слова. Дура набитая. С другой стороны,
понятия о чести и долге в двадцать первом веке принципиально иные,
нежели сто лет назад. У нас в школе до сих пор висит плакат о том,
как вести себя в случае захвата заложников — хотя казалось бы, уже
давно не актуально.
И там черным по белому написано:
выполнять все требования террористов, какими бы унизительными они
не были. Но благородные чародеи из тысяча девятьсот пятнадцатого
года вряд ли стали бы прислушиваться к подобным правилам.
— Клятва предельно проста, — сказал
капитан. — Но последствия ее нарушения — более чем серьезные. А
теперь каждый из вас произнесет такие слова: клянусь верой и
правдой служить делу Короны и ее посланника Далласа Картера, пока
он не освободит меня от сего бремени. Повторяйте!
Лорд стукнул тростью в пол, однако
никто из студентов не издал ни звука. Все стояли, как пленные
партизаны, вскинув подбородки и не мигая глядя сквозь
налетчиков.
— Послушайте, — я протиснулся сквозь
ряды учащихся и встал напротив толстяка. — Мы обещали вам пуд в
день — вы получите пуд в день. Какой смысл попусту сотрясать
воздух?
— Попусту? — британец хмыкнул. — Вы
же чародей. Вам ли не знать, что сила происходит из слова, а слово
обладает силой? Да и ваши подопечные отлично это понимают, потому и
молчат. Но либо вы заставите их говорить, либо придется мне.
— Уверяю, в этом нет нужды...
Сердце словно сжали раскаленными
тисками. Миг спустя горячая тяжесть перекинулась на легкие. Я
схватился за грудь и попытался вдохнуть, но не смог. В затылок
впились иглы, боль стремительно нарастала, как перед инсультом, а
страх готовился перерасти в агонию.
— Я не просил вас со мной спорить,
господин Романский, — холодно произнес Даллас. — Я приказываю, а вы
исполняете — любая иная форма общения приведет только к боли и
страданиям. Не понимаете умом — поймете телом.