Подобные мысли смущали и вызывали
досаду, заставляя сердиться на саму себя, ибо они отвлекали от
долга – вернуться в Легион, биться с порождениями тьмы и
расплатиться жизнью за преступления против Орзаммара.
Но одновременно с тем, разум Сигрун
посещали новые помыслы, прогнать которые она была уже не в
силах.
Легион Мёртвых принял Сигрун после
того, как она признала себя виновной в краже. Девушка пошла на это,
чтобы хоть как-то выгородить Мишу и Норина, которых из-за неё могла
ждать казнь. Над ней справили необходимые обряды, и молодая гномка
уже не числилась среди живых. Долгие часы, пребывая среди
легионеров, Сигрун маялась от чувства вины перед своей приёмной
семьёй. Снедаемая не утихающей совестью, она кидалась в бой с
тварями, желая найти упокоение в смерти. И – не находила его, не
находя и облегчения для своих терзаний.
Но внезапная встреча в Амарантайне,
которая помогла Сигрун узнать о судьбе потерянных близких и
искупить вину, перевернула всё ее бытие. С плеч девушки словно упал
тяжёлый груз, который многие месяцы не давал свободно вздохнуть.
Когда-то преданные ею Миша и Норин не только не отвратились, а
снова приняли Сигрун, и это заставляло душу девушки петь, пусть она
и мало кому это показывала. То, что близкие ей гномы жили столь
недалеко от её нового дома, было воспринято Сигрун как некий знак
от предков, знамение, которым она не должна была пренебрегать. И
пусть, согласно обычаям гномов, она по-прежнему не числилась среди
живых, что-то подсказывало ей, что обычаи Орзаммара для наземников
в лучшем случае являлись только суеверьями гномов, а в целом – не
значили ничего. И даже если её судьба действительно заключалась в
том, чтобы умереть под клинками порождений тьмы, у Серых Стражей
для этого было не меньше возможностей, чем у Легиона Мертвых.
Сигрун покачала головой и вновь
разгладила листок на ладони. Тётя Миша писала большими и твёрдыми,
хотя и очень корявыми буквами не реже, чем раз в седмицу,
выспрашивая о делах, и делая намёки на бестолковость воспитанницы,
которая всё не торопилась «охомутать» «самого эрла Амарантайна».
Попутно она не скрывала радости от своей новой богатой лавки и что
ни письмо, то зазывала в гости. Сигрун, от рождения которой по
исчислениям наземников прошло всего шестнадцать годичных пор, была
ещё юна и всем сердцем тянулась к своей приёмной матери и
новоприобретенной семье. Она уже довольно долго набиралась
смелости, чтобы сходить к Командору и попроситься на несколько дней
съездить к Амарантайну с кем-то из торговцев.