Однако когда рыцари короля втолкнули
вверенного им рыжего великана в одну из клеток, оказалось, что
другая все же была занята. Хотя на первый взгляд в тусклом свете
выгоревшего факела худощавая фигура узника у стены была едва
приметна.
За то короткое время, которое
потребовалось, чтобы исполнить королевский приказ, конвоиры не
обменялись с арестованным ни единым словом. Так же молча они
заперли клетку и покинули тюремный дом, заменив только почти
прогоревший факел над пустовавшим теперь столом приемщика.
После того, как затихли шаги рыцарей
и грохот дверных засовов, арестованный великан некоторое время
стоял, сжимая в кулаках прутья и опустив голову. Тишину в подвале
нарушало только потрескивание факела и человеческое дыхание.
- Не… не может быть! Кусланд, ты? В
самом деле ты? Здесь??
Великан нехотя отпустил решетку и
обернулся. Голос показался ему смутно знакомым. Память не сразу
явила образ того, кто теперь говорил с ним из темноты второй
клетки. Однако сегодняшний день устроил столько встреч, что еще
одна уже не удивляла.
- Кто здесь? – негромко спросил он,
оборачиваясь к невидимому пока узнику. – Выйди на свет. Я тебя не
узнаю.
Послышалось шуршание. Тот, кто до
сих пор прятался в темноте, поднялся на ноги. Его узкое худое лицо
в пляшущих отсветах пламени казалось длиннее и старше, чем при
свете солнца. Однако теперь рыжий великан узнал.
- Х-Хоу?
- Так я не ошибся. Это ты, Айдан! -
глаза узника сверкнули. Лицо исказила гневная гримаса. – Проклятие,
а я почти поверил в то, что ты мертв! О твоей героической, - он
издевательски выделил это слово, - смерти треплются больше, чем
даже о голоде или новых налогах!
Кусланд потер лоб, отступая от
решетки. Несмотря на неприятную встречу так близко от себя, питать
вражду, которая с отцов перешла на детей, теперь не было ни
желания, ни сил. Усталость последних событий давила, словно
чугунная плита.
- Что еще про меня говорят? – не
глядя на собеседника, словно бы не к месту спросил он. Молодой Хоу,
впрочем, не обратил внимания на нарочитое игнорирование того, что
недавно случилось между их семьями. Он подступил к самой решетке,
берясь за нее худой рукой. В отличие от Кусланда, его настрой был
явно боевым.
- Говорят, что ты убил моего отца! –
он стиснул прутья так, словно это было горло врага. – Ты, Кусланд,
признался в этом перед всем Собранием Земель! Неужели и это – тоже
ложь?