Анюта не понимала девушек, которым нравились Виталик и Валерик.
Удивительно, но таких девушек в деревне было много. Почти каждая
вторая. Анюте же нравились парни умные, с которыми можно
поговорить. О чем угодно. О работе, о людях, о дивах, о звездах, о
прошлом и будущем. Таких парней в деревне можно по пальцам одной
руки пересчитать. Каждый из них был болен. Природа словно
издевалась, давая либо силу и внешнюю красоту, либо ум.
Одним из тех, в ком обнаружилась внутренняя красота, был Гришка
Хлюпик, сын Плотника. Умелый рассказчик, он знал много древних
легенд и давно был неравнодушен к Анюте. При любой возможности он
давал понять, что она ему нравится. Он был симпатичным, но хилым от
рождения. Год за годом снулая хворь прибирала его к рукам. Как и
Анюту. Оба понимали, что не доживут до тех дней, когда что-то в их
жизни изменится, после чего они могли бы стать мужем и женой.
Замуж за обычного пещерника Анюте нельзя, и обманывать будущего
мужа нельзя, а кровь кипела, тело жило собственной жизнью и хотело
любви. Ну, пусть не любви, но хотя бы дружбы. Хоть чего-то. Хотя бы
игр в любовь. До жути хотелось держать друг друга за руку, шептать
на ухо приятные слова, обниматься и даже (прости, А-Ктин!)
целоваться…
Анюта и Гришка стали дружить. О том, что Хлюпика зовут Гришкой,
она узнала после того, как начала с ним встречаться. В деревне
прозвища, если удачно описывали внешность или суть человека,
прилипали насмерть. Анюту в детстве называли Егозой. Подростком она
стала вести себя спокойнее, чаще молчала, задумавшись, и следила за
собой, избавляясь от порывистых жестов и поступков. Жизненный опыт
и борьба с собой принесли плоды. Несколько лет слушавшую старших с
внимательным выражением на лице, ставшую примером прилежания и
достойного поведения, ее стали воспринимать серьезно. Непосед
вокруг много, и, когда Анюта окончательно повзрослела, прозвище
перешло от нее к другой, юной и глупой, которой жизнь еще не
показала истинное нутро. Если человеком руководят чувства, он не
выживет. Чувства хороши в нужное время в нужном месте, в остальное
время от них только вред.
Анюта понимала это как никто другой, но маска серьезности
оставалась маской. В глубине души Анюта не перестала быть егозой.
Что-то живое и неуемное не давало сидеть на месте, хотелось быть
сразу везде, ничего не пропустить, все успеть и не просто узнать
последние новости, но и увидеть собственными глазами то, о чем
говорят. Такой же, какой Анюта осталась внутри, сейчас стала
сестренка Дунька — и внутренне, и, что намного хуже, внешне.
Разница в том, что Дунька влетела во взрослость, как камень в воду,
не разобравшись, что и как тут устроено, а мозгами оставшись в
счастливом неведении детства. Хорошо бы, она дожила до замужества
без происшествий. Но ведь не доживет, див ее подери. Она такая же,
как Анюта. Анюта тоже не могла просто сидеть и ждать. Ей хотелось
всего и немедленно. Ну, пусть не всего, а хотя бы чуть-чуть. Пусть
не сразу, а постепенно. Пусть не по-настоящему, а играючи, как у
детей, представляя, что кривая ветка — это топор, а, к примеру,
лужа — это океан из древних сказок.