Брат Аррунт тут же воздвигся над
столом белой статуей, — да, брат Меттий, вопрошайте, — никаких
особых грехов он за собой не помнил, а потому был относительно
спокоен.
— К вам, брат Аррунт, у меня будет
убедительная просьба, — старший прокуратор проникновенно заглянул в
глаза домигисианца, — я очень вас прошу, свяжитесь с ближайшей
конторой почтеннейшего торгового союза Хансу, и попросите их от
моего имени, надеюсь оно для них ещё что-то значит, прислать сюда
пару-тройку боевых коггов, оснащённых зенитными орудиями, и
переподчинить их мне до особого распоряжения. Сможете?
— Сегодня же отправлю курьеров в
ближайшую контору союза с надлежащими поручениями.
— Хорошо. Но помните. Через три дня
испрашиваемые мною суда должны бросить свои якоря в городской
гавани. И было здорово, если бы на борту одного из них
присутствовал уполномоченный представитель конторы. Возможно, нам
придётся оговаривать условия каких-нибудь соглашений, и не факт,
что только торговых.
— Хорошо, сегодня же займусь
этим.
— Так, — продолжил брат Меттий, —
засим не имею желания более никого задерживать. Выполняйте
возложенные на вас обязанности. И, брат Фавст, постарайтесь
поскорее решить вопрос с нашей передислокацией. Всё. Во имя
Демиурга!
— Во славу его! — Грянул нестройный
хор голосов духовных лиц, стремящихся как можно дальше уйти от
начальства. Через две минуты кабинет опустел, и лишь старший
прокуратор, брат Меттий, сидел, устало откинувшись на спинку стула,
и осторожно массировал пальцами веки воспалённых глаз. Ему
предстоял ещё один важный и не совсем приятный разговор. От
результата планируемого разговора, во многом, зависел успех
проводимой сейчас Святым Престолом операции на территории
независимого феода Триассо. Это была крайняя мера и Уполномоченный
представитель генерала ордена «Око Предстоятеля» искренне не желал
к ней прибегать, но обстоятельства вынуждали его к этому. Святой
отец, собрался с силами, и, шаркающей походкой бесконечно усталого
человека, направился в свой номер.
Человек, сидящий перед резным бюро
красного дерева и аккуратно выводящий гусиным пером округлые буквы
на листе медового цвета дорогого пергамента, беспокойно заёрзал.
Педантично положив перо на подставку, он засунул руку в карман
халата, где что-то вдруг ощутимо завибрировало. Не веря глазам
своим, он извлёк свою правую ладонь из глубин кармана, обнаружив,
что в её пальцах зажата небольшая золотая пластина, выполненная в
виде тринадцатилучевой звезды. На мгновение он прикрыл глаза, и
кивнул, словно отвечая на беззвучное приветствие. Затем поднялся,
прошёл к двери кабинета, проверил, хорошо ли она закрыта, и лишь
потом сел на стоящий у стены роскошный диван, откинулся на мягкую
спинку и опять прикрыл глаза, сжав побелевшими пальцами
тринадцатилучевую звезду.