День уже перевалил за свой экватор.
«Алигета», тяжело переваливаясь в нагромождениях туч, подползала к
Восточному околотку Городской стражи. Отрадно было наблюдать за
тем, как гарнизон околотка слаженно и умело действовал в обороне,
оказывая изрядное сопротивление бандам, стремящимся прорваться на
обороняемую территорию.
— Харр Рукко, — обратился я к
стоящему рядом на галлерее владельцу чудо-монокля, — согласитесь,
городская стража, всё-таки, не так плоха, как вы её первоначально
отрекомендовали.
— Признаться, я сам удивлён изрядно,
— харр Рукко вдруг сноровисто вскинул к плечу свою, чуть
доработанную винтовку, тронул латунный рычажок монокля, который
незамедлительно стал удлиняться, входя в пазы планки, прикрученной
к ствольной коробке. Когда монокль окончательно трансформировался в
оптический прицел, указательный палец правой руки стрелка плавно
выжал спусковую скобу, грянул выстрел и здоровенный жлоб, почти
забравшийся на гору мусора внизу, на поле боя и сжимавший в руках
какую-то монструозного вида трубу сполз вниз, выронив своё орудие
разрушения и убийства.
— Но, я так думаю, что эта ошибка
вовсе не повод для расстройства, — он улыбнулся, нажав на бронзовый
рычажок, что повлекло за собой возврат монокля к своим обычным
размерам, сопровождаемый лёгким гудением миниатюрных приводов, —
напротив, это повод для радости и умеренного оптимизма.
— Согласен с вами, — я был вынужден
ухватиться за леер ограждения галереи. Какой-то агрессивный
любитель экзотических артефактов вызвал призрачного дракона средних
размеров и нездорового гнилостно-зелёного цвета. Этот самый
непотребный ящер, едва проявившись в нашем плане бытия, рискнул
совершить попытку знакомства со вкусовыми и органолептическими
качествами обвеса нашего воздушного корабля. Первое, что здорово
испортило ему жизнь, так это соприкосновение с защитным полем,
которое, приняв на себя его атакующий импульс, сработало подобно
надувному батуту. А именно, сначала промялось, после чего резко
вернуло свои внешние границы к ранее занимаемому объёму, отбросив
рептилию метров на сто пятьдесят от дирижабля. И вторым, что по
настоящему расстроило этого резвого летуна, была глыба льда,
возникшая вокруг его многострадальной тушки по мановению посоха
Амади, стоявшей рядом с нами и, как и мы, наслаждавшейся
умеренно-свежим воздухом. Представьте себе зеленоватую глыбу льда,
из которой торчит змеиная шея, кою венчает змеиная же голова,
чешуйчатый хвост и два крыла, взмахивающие столь часто, что
сливаются в две радужные полусферы. И в какой то момент силы
оставляют незадачливого птеродактиля, мелькание перепончатых
крылышек останавливается. Дракон, вмороженный в глыбу льда,
обрушивается с высоты трёхсот метров и разлетается там, глубоко
внизу, облаком мелких зелёных осколков и кровавой взвеси от
соприкосновения с безучастными булыжниками древней мостовой.