Более всего я страдал на экзаменах, когда получал вымученный, адекватный трудам, «трояк».
– Что же это Вы так плохо подготовлены? Да и на лекциях Вы не показывались весь семестр, – задумчиво ронял преподаватель, листая зачетку.
– Вот же, высшая математика – четыре. Начертательная геометрия – хорошо, физика… Хорошо же учились?! А сейчас что?! Поняли, что это несовременно?
Я дипломатично пожимал плечами и грустно, «просяще», вздыхал.
Но более всего уязвляло мое самолюбие поведение наших девчонок. «Политехнические кадры», которые после окончания института и утюг-то не отремонтируют, улыбались, как мне казалось, снисходительно и с долей легкого презрения: «Сашка, ты че? Хоть бы размочил немного – одни трояки» Одна из них, приятная, с бледным желтоватым личиком, с обесцвеченными волосами Ирина Велевич, раздражала меня особенно. По папиной родне она была полячкой, чем чрезвычайно гордилась. Я дал ей злое прозвище «бледная спирохета», которое с большим воодушевлением было принято на курсе.
Как-то сдавали мы «электрические машины» Курс был непростой. Читал его увлеченно и со знанием дела доцент Казарян. Как читал – так и спрашивал. И мы все, особенно девчонки, цепенели от его темперамента, жесткости и бескомпромиссности. «Да, с таким хачиком не пошутишь, мигом за дверь выставит!» – невесело размышляли мы. Дабы как-то угодить неприступному армянину, пяток девушек на потоке превратились в блондинок. Мужикам же не оставалось ничего, как «встретить смерть лицом к лицу, как в битве следует бойцу»
Начались «испытания», как мило говаривали в позапрошлом веке. Все «зарядились» конспектами и шпорами под завязку. Первым испытание не прошел мой друг Серега Волошин. Казарян застукал его с конспектом и гневно, чуть ли не за шкирку, выгнал из аудитории. Причем по цвету лица чувствовалось, что списывание его оскорбляет даже больше, чем обычное незнание. Напряжение стояло в воздухе. Мы шли по минному полю. Вдруг резануло:
– Велевич, что это Вы там достаете!? И откуда!? Выйдите вон! – Казарян гневно щелкнул зубами и налился краской.
Он застукал Спирохету в самый ответственный момент, когда та вытягивала из-под юбки конспект. Как легко в нужный момент искренне и с высоким чувством может разрыдаться женщина?! Я увидел это впервые, и меня ошеломило это открытие! «Кающаяся Мария Магдалина» – вот самое точное название возникшей сцены.