- Мы плотно приглядывали за ним, товарищ полковник! И наружники
его пасли! – стараясь не очень виновато оправдываться, объяснялся
Саушин. – Вы же сами, Аркадий Семенович, предупреждали, чтобы никто
не светился и, чтобы Корнеев контроль не обнаружил!
- Так ты, подполковник, хочешь сказать, что это я виноват в том,
что вы этого щенка упустили?! – к ледяной ненависти Мелентьева
добавились презрительные нотки, а его скулы побелели.
Подполковник Саушин почувствовал, как его рубашка намокла и
спине стало холодно и неприятно. Таким своего руководителя он еще
не видел. Показное спокойствие Мелентьева его в заблуждение не
ввело. Оно лишь оповещало, что степень бешенства полковника
поднялась слишком высоко. Настолько высоко, что Саушину стало
по-настоящему страшно.
- Никак нет, товарищ полковник! – со всей уверенностью, которую
он только сумел изобразить, ответил подпол, – Наша вина! Но мы
работаем! Все связи Корнеева известны и адреса, по которым он может
появиться, мы тоже установили. Теперь бы наружников дополнительно
запросить, товарищ полковник! – Саушин аккуратно переводил внимание
разъяренного шефа в рабочую плоскость. – Да и не май-месяц сейчас
на дворе! Ближе к ночи в каком-то адресе, но он объявится!
- Оформляй задание! – повелся на уловку Мелентьев, – И не
стесняйся ты! Сколько надо, столько наружников и дадут! И пусть
«длинным хвостом» по нему работают! Хватит уже проколов!
- Есть, товарищ полковник! – вытянулся Саушин, – Разрешите
идти?
- Погоди! – Аркадий Семенович немного успокоился и его холёное
лицо опять приняло привычное выражение довольного жизнью барина. –
Тебе известно, что наш юноша свою начальницу, эту, как её, Зуеву,
кажется, пользует?
- Никак нет, товарищ полковник, такой информации я не имею! –
съежился под недобро-насмешливым взглядом Мелентьева Саушин.
- Теперь имеешь! – жестко припечатал полковник, – Выражаю тебе,
Алексей Викторович, своё неудовольствие! Это ты мне должен добывать
информацию, а не наоборот. Иди, работай и постарайся меня больше
так не расстраивать!
Земфира неверна…
Раскрывшаяся дверь меня сильно и неприятно удивила. Прежде
всего, так это стоявшим на пороге живописцем ТТУ Эдуардом
Сарайкиным. Художник был в женском переднике, а рукава его рубашки
были закатаны до локтей. В душе что-то расстроенно заверещало.
Похоже, что лежбище, на которое я так рассчитывал, занято вот этим
вот ушлёпком.