— Давай сперва мяска отведаем, а потом уж и чайком побалуемся с
медком, — предложил Степан, усаживаясь за стол. — Надысь в лесу
молодого лося подстрелил, мяса хватит надолго, в лес до осени можно
не соваться. Я больше рыбный промысел уважаю. Рыбу, к примеру, из
реки выловил, она вскорости сама и издохла. А в лесу для пропитания
зверя убить надобно, значит, жизни лишить, руки кровью испоганить,
тягость убиения на душу свою взять. Иной раз и кусок мяса в глотку
не лезет, оттого и на охоту редко выхожу, только в случае большой
надобности. Бывает, в лес за лозой пойдёшь да зверька живого в
капкане встретишь али птицу, в силке трепещущую, завсегда на
свободу выпущу. Оттого духи леса на меня и не гневаются шибко, ещё
ни разу не обидели, зверем не напугали. Выпущу кого на волю, так
обязательно отблагодарят поляной ягод али грибов. В нонешнем годе
оленёнка из сети выпутал, сухариком пригостил да по задку шлёпнул и
отпустил. Как в обратную пошёл, дык на колоду мёду и набрёл, насилу
дотащил.
Тарелка из-под мяса опустела. Степан поставил на стол деревянную
кадушку с мёдом и две алюминиевых кружки. Сыпнув в каждую по горсти
пахучих трав, залил кипятком. Комната наполнилась запахом летнего
луга в жаркое лето. Тимофей, прикрыв глаза, втянул полной грудью
аромат трав. Ему даже показалось, что лёгкое дуновение тёплого
летнего ветерка коснулось лица.
— А ты один живёшь? — поинтересовался Тимофей.
— Один, — пробасил Степан, насупившись. — Почитай, пятый годок,
как жена померла, не разродившись. Поначалу думал, жить не стану,
удавлюсь где-нибудь в лесу, перекину верёвку через ветку и уйду к
Прасковьюшке. Горевал шибко, уже и верёвку выбрал, покрепче
которая, и день определил. Да накануне дня определённого
привиделась она мне. Да так сердито пальцем погрозила и молвит,
мол, не срок ещё тебе, погодь маленько, не выполнил ты ещё то, что
на судьбу твою положено. Сказала это и испарилась, как мало облачко
в небе ясном. После её слов призадумался я о предназначении своём,
да так мало-помалу в душе печаль и улеглась, утихла. Вот теперь,
как она наказывала, живу себе помаленьку да всё жду предназначения
своего.
Степан смолк, призадумавшись и уставившись в окно, куда-то
далеко, куда дойти можно только мыслями.
— Степан, а шаманку хоронить когда будете? — тихо спросил
Тимофей, словно боясь спугнуть Степановы мысли.