И Порфирий, сбросив с плеч добытого глухаря, принялся рубить
разлапистые еловые ветви. Чтобы уложить их под бочину кабана,
пришлось приложить немалые усилия — перевернуть тушу на другой бок
Порфирий показал Тимофею, как следует взяться за ветки и в каком
направлении нужно двигаться.
В течении часа они изо всех сил тащили добычу к заимке. Путь
усложняли кустарники, попадавшиеся на их пути, их приходилось
обходить, удлиняя свой нелёгкий маршрут. Временами останавливались,
чтобы перевести дух и немного отдохнуть. Наконец впереди показалась
поляна с избушкой, это придало сил. Дотащив тушу, обессиленные,
завалились прямо на неё. Немного отдышавшись, Порфирий поднялся и
вошёл в избушку, осмотрел зимовье. Остался доволен результатом
проверки: всё, как и всегда, было в наличии. По негласному таёжному
закону, каждый, кто набрёл на зимовье, может пользоваться всем тем,
что имелось внутри. Покидая же его, каждый охотник обязан был
оставить в избушке съестные припасы, спички, сухие дрова для
розжига печи, то есть весь нехитрый инвентарь, который мог
пригодиться в таёжной глуши, ну и, конечно же, порядок после
себя.
— Вот что, Тимофей, давай-ка мы с тобой сейчас подкрепимся
маленько тем, что из дому в дорогу взяли. А уж потом брюхо
кабану-то и вскроем, кишки и внутренности вынем, а вместо них снега
напихаем. Если удастся, в сенцы затащим, да и пусть лежит себе до
утра.
— А если не затащим, что же, так и будет до завтра возле избушки
лежать? — поднял брови Тимофей, глядя в недоумении на Порфирия.
— Да и пусть себе лежит, а чего же, никому не мешает, —
хитровато улыбнулся в бороду Порфирий.
Но Тимофей этой улыбки не видел, оттого и не унимался, донимая
Порфирия расспросами..
— А как же волки? Неужели за ночь не сожрут?
— Неужто всего кабана осилят? Да быть того не может! —
подтрунивая над Тимофеем, посмеивался украдкой Порфирий. —
Что-нибудь нам оставят.
— Ага, оставят, шкуру как раз нам и оставят, — вконец
расстроился Тимофей, не понимая беспечного равнодушия и не замечая
улыбки, спрятанной под усами и бородой.
— Да шучу я, шучу, неужто не понимаешь? — хохотнул басом
Порфирий. — Айда в избу обедать.
Порфирий стёр рукавицей пыль, тонким слоем покрывавшую стол,
выложил из рюкзака на стол хлеб, завёрнутый в тряпицу, кусок
солонины и свёрток с пряниками, специально сохранёнными для такого
случая. Вытащив из голенища охотничий нож, нарезал хлеб и
солонину.