— паренек
продолжал бубнить, и до принца долетали лишь некоторые слова, так
что, даже знай Зуко язык, на котором говорил вторженец, все равно
не смог бы ничего понять. Но тут цепи стали еще сильнее сдавливать
тело юного принца. Послышался треск костей. Зуко хотелось кричать
от невыносимой боли, но он по-прежнему не мог проронить ни звука,
поэтому юноше только и оставалось, что беззвучно открывать рот в
немом крике. Русоволосый же перестал бубнить и поднял на принца
свой взгляд, полный безразличия. Казалось, что для паренька
происходящее было рутиной или, как минимум, ничего не значащей
мелочью. Зуко же этот взгляд показался знакомым… Именно так
смотрела его младшая сестра Азула на подожженные ею куклы — как на
ничего не стоящую вещь, если сломать которую, можно будет легко
купить еще. И… Так смотрел отец принца на обычных людей и на самого
Зуко после изгнания — как на мелких букашек, жизнь которых не
должна волновать Лорда Огня. От такого взгляда и собственного
бессилия принц начал впадать в отчаяние. Опять он слишком слаб,
чтобы дать отпор… Опять он может лишь наблюдать за тем, как у него
отбирают все… Сперва он потерял мать, потом свою честь и дом, а
теперь… Теперь же злобный дух (а никем иным, по мнению Зуко, этот
паренек не мог быть) забирает у Зуко последнее, что у него
осталось, — его жизнь, его душу. Принц был готов полностью
перестать сопротивляться, отдать себя во власть духа, но… Из
глубины души пришло еще одно чувство — ярость.
«Я так просто умру? Умру, сраженным каким-то жалким злым духом?
Умру, будучи изгнанным, всеми презираемым принцем? Нет… Нет… Нет…
Нет-нет-НЕТ!!!» Ярость полностью затмила сознание принца, оставляя
только одну мысль — ВЫЖИТЬ! Выжить назло злобному
духу, пытающемуся сожрать его душу; выжить назло сестре, считающей
своего брата слабаком; выжить назло всему народу Огня,
разочаровавшемуся в своем принце; выжить назло отцу, желающему,
чтобы принц сгинул в поисках этого чертового Аватара…
Ярость… Ярость всегда была одной из основных эмоций,
поддерживающих магов Огня. В ярости они могли творить по-настоящему
страшные вещи. И сейчас, благодаря затопившей все сознание ярости,
тело Зуко объяло ярчайшее пламя, которое тут же накалило цепи
добела. Русоволосый паренек, глядя на объятого пламенем изгнанного
принца, стал пятиться назад, а безмятежное выражение лица сменила
гримаса ужаса. Пламя, объявшее принца, и не думало утихать, оно,
наоборот, становилось все больше и ярче, а раскаленные им цепи
стали постепенно лопаться, освобождая Зуко из плена. Но тот уже не
обращал на это никакого внимания. Все, что имело в данный момент
значение для разъяренного юного принца, — это вторженец, в ужасе
отступающий все дальше и дальше от Зуко…