Кора на деревьях, в местах, где она наросла на людей, начала
сохнуть, трескаться и отваливаться кусками. Я даже обернуться еще
не успел, а со всех сторон стали падать тела на землю, в том числе
и Степка, чуть не придавивший Захара.
— Да, куда ж ты прешься, увалень? — заворчал Захар, неожиданно
перейдя на крик. — Матвей! Справа, там фобос! Жги его скорее, пока
он силу не набрал!
Я инстинктивно отпрыгнул в сторону и обернулся на нору.
Действительно, над кучей трупиков формировался призрачный силуэт
маленького зверька. Но он не был черным, не тот тошнотворный
мрачный сгусток, к которым я привык. Но и светлым он не был. Тьма
то накатывала, то отступала, будто зверек линяет — то белая шкурка,
то черная и обратно.
— Это что с ним? — я щелкнул зажигалкой и стал подкрадываться к
фобосу.
— Не созрел еще просто, — Захар поднял обрез, подстраховывая
меня, — видать, только что помер, страха натерпелся, и разрыв его
силой напитал, вот душа и не ушла. Это горностай. Что же это за
изверги такое сотворили? Ээх, такой мех испортили.
Интересное кино получается. Вот так, оказывается, появляются
фобосы — боль, страх взболтать, но не смешивать, а сверху
приправить энергией из разрыва. И готов озлобленный на весь мир и
опасный призрак. Ну а если перехватить? Может, еще не поздно.
— Захар, подожди, — пусть это очередной эксперимент, но я хочу
попробовать. — Степку лучше проверь, что он стонет-то? Закончилось
уже все.
Я спрятал зажигалку и мысленно потянулся к зверьку. Представил
себе сначала котенка, а потом щеночка, — маленького неуклюжего и
смешного. Стал шептать что-то ласковое, но все мои посылы налетели
на черное состояние призрака.
Горностай подпрыгнул и ощерился. А я затих, даже отступил на
шаг, выждал, когда появятся светлые оттенки, и послал новый сигнал.
Мысленно я старался выманить зверька поближе, отлететь из семейной
могилки и, буквально не смотреть вниз.
Если сущность горностая сейчас мечется, то нельзя возвращать ее
в пучину боли и страха. Слово за слово, образ за образом,
призрачный зверек начал поддаваться. Перестал мигать, принял белую
шерстку, а к черной возвращался только урывками, передергивался
всем телом и чернел, быстро возвращаясь на светлую сторону.
Еще миг и прозрачный нос ткнулся в мою ладонь. В голове вихрем
пронеслись короткие обрывки воспоминаний: влажный нос матери и
теплые бока братьев и сестер, зубастая морда летучей мыши, страх и
боль. Но следом пришло ощущение безопасности, чувство правильно
выбора и принятие меня, если не старшим братом, то добрым дядюшкой.
Все, слияние завершилось.