Ужасная тенденция для будущей королевы, если подумать.
Дени не задумывалась о том, за счёт чего у них есть кров над
головой, еда, одежда, как им дальше жить и кем быть в этой жизни.
Все эти темы воспринимались ей только в связке с чем-то более
личным… Чем-то позволяющим хотя бы мысленно отыграться за реальные
и мнимые обиды на жизнь вообще и строгого братца в частности. К
примеру, она никогда не пробовала критически задуматься над тем,
что её брат, якобы, не пролил в жизни ни капли крови и даже меч в
руках держать не умеет, и как так получилось, что её при этом до
сих пор не продали в бордель, а его не бросили гнить в сточной
канаве, предварительно отрезав голову для продажи Баратеону. Зато
стоило в её присутствии мимолётно упомянуть о том, что «одолжил»
меч у магистра Иллирио, как сиреневые глазки при каждом удобном
случае начинают стрелять в сторону рукояти с плохо скрываемой
смесью жалости и брезгливости к родственнику.
И так было во всём — Дейнерис с изумительной проницательностью
подмечала все явные и не очень случаи пренебрежения окружающих к
брату, включая доскональное знание слухов, ходящих о нём в самых
злачных местах, но при этом совершенно не думала о том, что она во
всём этом совсем не сторонний наблюдатель. Что её жизнь зависит от
жизни брата. Что её судьба зависит от его судьбы! Для Дени не
существовало «мы», для неё были только «я» и «он», между которыми
пролегала строгая, бескомпромиссная граница. И если событие не
входило непосредственно и сиюминутно в сферу «Я», то в восприятии
Дейнерис его как бы и вовсе не существовало.
Как он ни старался перевоспитать её и привить крохи
ответственности, девочка осталась глуха к его усилиям. Рассказы о
предках, их роде, его роли в истории мира и важности их собственной
судьбы для будущего Семи Королевств — всё это для Дени было лишь
интересными сказками, без всяких моральных подтекстов и жизненных
ориентиров. В лучшем случае, прямой угрозой наказания получалось
вбить в неё некоторые правила поведения, но и только. И это
свойство он тоже ненавидел в человеческой природе!
Чем дольше Визерис общался с людьми, тем сильнее убеждался, что
воспитание и окружение, в лучшем случае, способны только раскрыть
изначальные свойства личности и характера или же подавить их, не
давая развернуться в полную ширь. Сами же эти свойства приходят в
мир вместе с душой и являются её неотъемлемой частью, которую
невозможно переделать, как бы ни старались воспитатели. И осознание
этой