Тьфу! Это штука всё-таки заставила меня думать, как купеческая
дочь! Считать мелкие выгоды и убытки — какой позор для рыцаря! Хотя
король обязан считать доходы и расходы государства — иначе он
разорит своих подданных, а это ещё больший позор. Но что делать,
когда король одновременно и рыцарь? С какого момента щедрость
перерастает в расточительство, а скупость превращается в
бережливость государственного ума? Ведь каждая небрежно выброшенная
мной монета — это по меньшей мере полгода пропитания для целой
крестьянской семьи!
А с третьей стороны надо помнить, что если я позволю себе
чересчур увлечься торговлей и не успею решить хотя бы основные
проблемы Мелромарка до прихода достаточно сильной Волны, то
волноваться о голодающих крестьянах мне уже не придётся — просто
потому, что их всех съедят.
Всё ещё не до конца уверенная в правильном пути, через десять
минут я вошла к меняле, а через двадцать — к торговцу книгами. Мне
повезло — удалось купить несколько старых, раритетных изданий,
удобных тем, что их не правили цензоры под политические нужды
текущего момента. А также несколько книг, написанных в других
странах. Разумеется, те и другие тоже не были свободны от искажений
— одни правили под прошлых монархов, другие — под заказ
конкурирующих государств. Однако, сопоставив различные искажённые
точки зрения, мне более или менее удалось выделить целостную
картину.
То, что казалось мне на первый взгляд нелепостью, оказалось
достаточно внятной и стройной религиозной доктриной. Но, как и
христианские догматы, понятна она была лишь иерархам церкви с
высшим образованием, а простой народ вовсю смешивал её с
разнообразными суевериями и языческим мракобесием. Церковь с этим
где-то боролась, а где-то и поощряла — в зависимости от своих
конкретных нужд.
Самое главное — Церковь не поклонялась Героям. Церковь прекрасно
знала, что это смертные люди, весьма слабые поначалу, что они могут
совершать глупые или аморальные поступки, и так далее. Знала она и
то, что в разных призывах с теми же Оружиями могут появляться
РАЗНЫЕ люди, порой с диаметрально противоположными характерами и
убеждениями в разных поколениях.
В центре местной доктрины располагалась фигура Единого Бога.
Полностью благого, полностью безобразного (не в смысле
«уродливого», а в смысле «не имеющего образа»), полностью
непознаваемого человеком. Человек слишком мал и глуп, чтобы познать
Бога во всей его полноте, учила Церковь. Что интересно, при этом
здешний Бог не являлся абсолютом во всём, символом бесконечности и
вечности, как в земных авраамических религиях. Он был просто
неизмеримо больше, сложнее, многограннее, обширнее человека. Он
где-то конечен, но нам не более дано познать его конечность, чем
микробу дано познать конечность человека. Он не всеведущ, не
вездесущ и не всемогущ, но мы можем считать его таковым, потому что
для нас — ничтожных мелких существ — разницы в принципе нет. Тем
самым местные богословы довольно изящно обошли целые тома
противоречий, нагромождённых земными философами при попытке вписать
Абсолют в нужды простых смертных.